Каролина подоспела к открытой двери, ожидая увидеть вчерашнюю смиренную служительницу сиих мест. Однако перед ней предстало абсолютно незнакомое лицо, сокрытое черным покрывалом. Глаза монахини, в которых, в представлении Каролины, должны были отражаться благочестие и покорность, с упреком пронзали гостей монастыря, всего за одну ночь прослывших в этих стенах бунтовщиками. В своих руках инокиня перебирала четки с распятием, и в этих движениях Каролина ощутила некую нервозность.
– Прошу простить, сестра, а вы кто? – спросила Каролина с нескрываемым недовольством. – Накануне мы имели честь общаться с другой сестрой.
– Я – сестра Анна, – ответила та. – Сестра Елизавета попросила меня разбудить вас для чтения утренних молитв. После этого вы будете готовы к утренней мессе. Сама сестра Елизавета будет ожидать вас в храме.
– Это нам понятно, – все еще сонно ответила Палома, – но нас притащили сюда насильно и не предупредили о ваших обычаях!
– О, Пресвятая Дева! – внезапно воскликнула монахиня. – Это не обычай! И не ритуал! Это положенный режим дня в месте, где прислуживают Господу. И нас не заставляют это выполнять, мы сами хотим быть угодными Богу с самого рассвета. А звон колокола извещает нас о скорой утренней службе.
– Мы благодарны вам, сестра Анна, за ваши рекомендации, – синьора едва сдерживала в себе порывы излить на монахиню ярость за свой неблагополучный сон. – Но в этом месте мы оказались не по своей воле. И жить по распорядку вашего дня мы не намерены.
– Что случается не по нашей воле, происходит по воле Божьей, – ответила та, в растущем гневе сомкнув уста.
– Мы не намерены принимать постриг, а мессу я посещаю по воскресеньям, поэтому не стоит тратить время на то, чтобы уговорить нас жить по вашему режиму.
– Но вы обязаны! – возмутилась монахиня. – Если не желаете быть изгнанными из дома Божьего, то обязаны выполнять все требования духовной жизни!
– Правда? – с дерзостью произнесла Каролина. – Чудесный повод для того, чтобы стать насильно изгнанными из этого места.
– Вас поглотит адское пламя после смерти, если вы не пожелаете очистить свою душу от грехопадения! – яростно выдавила сестра.
Палома посмотрела в гневные глаза монахини и тихо промолвила:
– Вашим сердцем правит дьявол, моя дорогая, а не Господь. Разве могут быть такие ненавистные искорки из глаз у истинно верующего? – она заметила явное изумление на лице Анны, чередующееся с ненавистью. – Сейчас сойдем!
Бесцеремонно захлопнув дверь прямо перед лицом изумленной монахини, Палома недовольно буркнула:
– Боюсь, синьора Каролина, что мы вынуждены подчиниться им. Иначе их немилость станет для нас куда опасней, чем сам гнев Божий.
– Полагаешь, для нас это чревато? – спросила Каролина.
– Можете мне поверить, синьора, – с недовольством ответила та и принялась прибирать постель госпожи. – Сколько слышала я об этих странных служителях Господу: святости во многих из них не больше, чем в вас послушания.
– Не говори о них с такой злостью, Палома, – зевая, проговорила Каролина, замечая явное раздражение в движениях кормилицы. – Эта обитель все же находится под покровом Божьим, потому мы должны с почтением относиться к этим местам, хочется нам этого или нет.
– О-ох, это ведь только начало, синьора! – продолжала сетовать Палома. – Теперь мы здесь в заточении и должны подчиняться этим лицедеям! – словно испугавшись собственных изречений, Палома внезапно прикрыла рот рукой. – Да простит Бог малодушную старуху за грешные восклицания! Негоже мне вести себя так…
– Неважно, Палома, – равнодушно ответила синьора Фоскарини, – хуже кары за свои грехи, чем пребывание здесь, мы уже не получим, поверь мне.
– О-ох, синьора, не говорите так! Вам неведом истинный гнев Всевышнего на грешников своих. Пребывание здесь может обернуться трагедией. Одно дело, если нас возьмут в послушницы, нам придется выполнять грязную работу. Но самое страшное, что нас вынудят служить Богу как подобает, согласно их порядкам. А значит, и постричь в монахини нас не составит труда… И тогда мы обречены…
– О! Об этом тебе не стоит беспокоиться, дорогая, – Каролина прошла по комнате, задумчиво оглядываясь. – Грязную работу выполнять мы не будем – это уж точно. И потом, принять нас в послушницы – это не такое уж и простое дело, как им самим кажется. Ты ведь сама знаешь: меня не сумела сломить даже жестокость родного отца! Я избежала участи пленницы в руках вражеской республики! Я выжила после ранения! Можешь мне поверить, что и духовенству не удастся прогнуть меня под себя…
– И во всем виноват этот дьявол с сенаторской инсигнией на груди! – воскликнула возмущенно кормилица.
– Ох, не кричи, Палома! Того и гляди, нас накажут из-за того, что ты нарушаешь их божественную тишину, – как-то раздраженно произнесла Каролина.
– Как он мог усомниться в вас? – снизив голос, продолжила возмущаться кормилица.
Но синьора явно не намеревалась развивать нежеланную для себя беседу. Она лишь всматривалась куда-то в угол кельи, задумчиво улыбаясь.
– Мы покинем эти места в самое скорое время! – с уверенностью промолвила она и тут же принялась перебирать свои вещи. – Палома, я не знаю, что мне сейчас надеть… Я же не могу отправиться в храм в этих… платьях! Палома, ты собрала нарядные платья?!
– Разумеется, синьора! Ведь эта змея Урсула сказала, что мы отправляемся в путешествие. Вот я и взяла, кроме двух дорожных платьев, несколько приличных. Откуда мне было знать, что нас занесет в монастырь? – Палома деловито взмахнула кистью руки.
Они посмотрели друг на друга и, глубоко вздохнув, одновременно присели на кровати.
– Простите, синьора. Я не выспалась на этой чертовой кровати и представить себе не могу, как нам придется в будущем жить в этом месте.
Они оглядели мрачную келью.
– Тебе не за что просить прощения, когда я и сама не в самом лучшем расположении духа, – ответила Каролина. – Эти доски просто изувечили мне тело всего за одну ночь! Что ждет нас в дальнейшем, и подумать страшно, моя дорогая. Одно могу сказать, что я предприму все попытки, дабы выбраться из этого ада, да простит меня Бог.
Осознавая, что неподчинение здешним порядкам способно поставить их далеко не в самое лучшее положение, Каролина решила повиноваться уставу, принятому в монастыре. Среди того немногочисленного гардероба, который собрала в путь Палома, ей удалось найти серое платье с надежно закрытой грудью и плечами, что в этом месте должны воспринять вполне сносно.
Спустившись в храм, мирянки вошли в зал, где уже началась месса, а небольшой хор воспевал псалмы. На грохот огромной двери обернулись все служители, и Каролина лишь неловко и звинилась, гримасничая перед осужденными взглядами монахинь.
Интерьер храма, в котором проходила служба, ничуть не превосходил по своему внешнему виду уже знакомую Паломе и Каролине келью. Потолок и стены пересекали многочисленные трещины, некоторые из которых были настолько огромными, что сквозь них, очевидно, протекала вода во время дождей, о чем свидетельствовали желтые следы от потеков. Статуэтка Пресвятой Марии, стоявшая посередине храма, уже давно не знала ухода. У Каролины сжалось сердце, когда освещенная свечами Матерь Божья показалась ей мрачнее тучи. «Неужто, нельзя было найти средства для того, чтобы преобразить святой лик?» – удивлялась она себе.
