Заметив, что солнце куда-то подевалось, Адриано сощурился и вскинул голову к небу. Светло-серые тучи, подгоняемые сильным ветром, быстро сгущались над венецианцами.
– Нужно поторопиться, – сенатор поспешно оседлал своего жеребца. – Похоже, нам придется искать убежища где-то здесь. В случае, если настигнет ливень, переждете его в одном из крестьянских поселений. Тогда встретимся здесь после дождя.
С этими словами он дернул вожжи, и его жеребец резко рванулся вперед. Наемники немедля последовали примеру сенатора и разъехались в своих направлениях.
Первое, что увидела Каролина, когда открыла глаза, – огромное бумажное полотно, очевидно, расписанное детской рукой. То ли это были краски, то ли иной материал искусства, она не понимала, но пять нарисованных человечков, дружно стоящих рядом, вызывали теплоту в сердце, зарождая душевное впечатление о маленьком художнике.
Изнывая от слабости, Каролина осмотрела небольшую и довольно скромную комнатушку. В ней параллельно друг другу стояли три кровати с искусно вырезанными деревянными ангелочками у изголовья каждой. Между кроватями стоял один небольшой столик с Псалтырем на нем, Распятием и еще какой-то неведомой книгой в толстом переплете. Окрашенные в светло-голубые тона стены комнатки весьма кстати украшали цветные рисунки. Теплая атмосфера незатейливого интерьера казалась настолько гостеприимной, что Каролина закуталась под одеяло, не желая покидать уютное гнездышко.
Ей не сразу вспомнилось, что произошло. Провал в памяти ощущался с того самого момента, как она увидела бородатое лицо, освещенное пламенем свечи. Вероятно, именно это лицо великодушно приняло их под свою крышу.
И все же она попыталась встать, но почувствовав полное бессилие, невзирая на долгий и крепкий сон, тут же опустила голову на маленькую подушку. Солнечный свет из окна по левую сторону от нее явно извещал о полудне, и Каролине стало неловко, что она до сих пор валяется в постели.
Она сделала еще одно усилие и поднялась с кровати. Ее желудок нагло бурлил, все еще требуя себя наполнить. Держась руками за стены и слабо передвигаясь, Каролина оказалась в проходной комнате, ставшей развилкой для двух комнат, и, очевидно, кухни, из которой доносился глухой стук.
Разумеется, еще накануне вечером ей стало ясно, что живут в этом доме крестьяне, поэтому в доме царила скромность и простота, а сама кухня синьоре показалась, по крайне мере, на четверть меньше, чем та, которая была в палаццо Адриано Фоскарини. Палома сидела тут же и с унынием смотрела в окно, подперев рукой подбородок.
– Погони за окном не видно? – с улыбкой спросила Каролина.
Та спохватилась и бросилась к хозяйке.
– У-ух, синьора! Прошу простить никчемную старуху, что оставила вас. Но вы так скверно спали, что я решила не терзать вас своим присутствием. С ваших уст то и дело слетал неразборчивый лепет.
– Разве? Мне казалось, я куда-то провалилась лишь на мгновение, – ответила синьора. – Поясни мне лучше, Палома: что вчера произошло?
– Как, моя госпожа? Неужто вы проспали свою память? – изумилась кормилица. – Вы же грохнулись в обморок прямо перед этим… Энрике.
– Да ты что, Палома? – воскликнула изумленно она. – Боже мой, какой позор!
– Да ничего страшного, синьора, – беззаботно махнула рукой та. – За лошадь он был согласен поселить нас на пару дней у себя.
– За лошадь?! – с возмущением воскликнула Каролина, не веря своим ушам, что кормилица могла это сделать. – Ты с ума сошла, Палома? А чем же мы дальше будем добираться?
Палома испуганно шагнула назад и округлила глаза.
– У меня не было денег, а в ваших вещах я не стала рыться в поисках кошелька. Вы сами можете изменить оплату, договорившись с ним.
Палома, едва сдерживая слезы, отвернула искаженное от обиды лицо к окну. Каролина сама себе возмутилась за обидчивое поведение кормилицы.
– Палома, не реви! – сердито сказала она. – Лучше дай хотя бы кусок хлеба. Я невероятно голодна!
– Вам оставили завтрак, – ответила Палома. – Анджела, супруга хозяина дома, кормит скотину во дворе. Как видите, семья живет довольно скромно.
– Ты со всеми успела познакомиться? – Каролина присела за стол в нетерпеливом предвкушении вкусно поесть.
– Их пятеро в семье, – рассказывала Палома о семье, у которой они остановились. – Хозяина зовут Энрике, хозяйку – Анджела. Трое прекрасных деток: две девочки и озорной мальчишка. Самая старшая – Констанция, весьма скромная и красивая, ей одиннадцать лет. Младше ее десятилетняя Мари, капризная девчонка, но довольно забавная.
И тут Палома неожиданно остановилась, увлеченно рассматривая, как та жует.
– Боже милостивый, синьора, вы совсем изголодались в этом монастыре… – ужаснулась она.
– А мальчик? – продолжала допрос Каролина, без особого желания отвлекаясь от принятия вкусной пищи.
– Мальчику шесть лет, невероятно красивый ребенок, – продолжала рассказывать Палома. – Хорошо рисует. Родители называют его Андреа.
– А куда же они все подевались?
– Занимаются домашним хозяйством. Энрике с детьми отправились в поле готовить земли к холодам, а Анджела, как я уже сказала…
– Я поняла тебя, – перебила Каролина.
Ей вспомнились крестьяне, с которыми она имела возможность общаться в Генуе. Да и в гостях у Маттео Каролина бывала пару раз. Нужно отметить, что жили они куда похуже, чем эта венецианская семья. Мебель в доме хоть и выглядела простоватой, но в комнатах было все необходимое для вполне нормальной жизни. Потолки, разумеется, казались низкими в сравнении с палаццо, где приходилось не так давно пребывать Каролине, но на окнах, к примеру, даже висели портьеры, что крестьянином принималось за роскошь. Да и вообще, качественная отделка стен, интересная резная мебель и прочие предметы интерьера выглядели весьма сносно как для жилища простолюдинов.
– Поразительно, что они оставили чужаков одних в своем доме, – словно сама себе проговорила Каролина.
– Доброта этих людей позволяет им доверять и чужакам, – ответила на то Палома.
– Что ты им говорила о нас?
Палома испуганно смотрела на хозяйку, боясь очередной вспышки недовольства с ее стороны.
– Несвязно сказала, что мы вынуждены были покинуть Венецию и направиться во Флоренцию верхом, чтобы попасть к нашим родственникам. Вас я назвала Каролиной Гумаччо. Фамилия вашей тетушки в республике мало известна. Себя – Паломой Долоньела.
– Бред сумасшедшего, – нахмурилась Каролина.
– Ох, синьора, хорошие идеи – плоды труда вашей умной головы! – воскликнула с обидой Палома. – Я же, в силу своей не самой лучшей сообразительности, сказала то, что первое пришло на ум.
Каролина снисходительно вздохнула.
– Радует то, что ты догадалась хотя бы изменить фамилии. Спустя несколько дней Адриано, вероятнее всего, будет трубить мое имя на всю округу. Хотя… мой побег может принести ему облегчение, а не новые заботы.
