– Но ведь оно обручальное, – с прискорбием отметила Анджела.
– Да, но мне оно теперь ни к чему. Не хотела бы переживать снова горечь утраты своего мужа, рассказывая вам нашу историю, но могу сказать, что он теперь вряд ли сможет когда-либо оказаться рядом со мной.
Анджела с улыбкой посмотрела на мужа, когда Каролина покинула их.
– Вот видишь, сердце мое. Теперь мы сможем целый год не думать о налогах.
– Да, – вздохнул Энрике. – Даже не мог предположить, что все обернется именно так. Только теперь нам надобно выделить комнату…
– У тебя золотые руки, мой дорогой, – ответила Анджела. – Ты сможешь смастерить им две кровати. А комнату… я пожертвую своей мастерской. Пусть она невероятно маленькая, но две кровати там как раз станут. А мои швейные принадлежности вынесем в проходную комнату.
Энрике нежно прижал к себе Анджелу и поцеловал ее в макушку, так вкусно пахнущую печеным хлебом. Он не любил жаловаться на жизнь. Он не выносил признания своей слабости перед невзгодами. Он ненавидел всем сердцем тех, кто обрекал его семью на нищету. Но его любовь к родным затмевала все эти чувства, придавая сил вновь и вновь преодолевать, казалось бы, невозможные трудности на пути к их спокойной и счастливо й жизни. И сейчас Анджела, как никогда, оказалась права, когда говорила о любви и помощи ближним своим. Их милосердие всегда щедро вознаграждалось!
– И не стыдно вам, синьора, продолжать обрастать ложью? – сердито прошептала Палома, когда та вернулась в комнату. – Сколько еще небылиц родилось в вашей голове?
– Etiam innocentes cogit mentiri dolor, – томно ответила Каролина.
– Ох, синьора, вам ведь известно, что мне непонятны эти ваши изречения…
– «Боль заставляет лгать даже невинных», – говорила она. – И пусть твердят, что не бывает лжи во благо… пусть говорят, что я глупа… но иной выход из ситуации мне неведом.
Адриано жадно отхлебнул из серебряного бокала и тут же прокашлялся, когда хмельная горечь едва не обожгла ему горло.
– Что за гадость? – охмелевшим голосом недовольно брякнул он.
Но крепость вина, врученного в подарок ему сенатором ди Лаверра, не помешала Адриано вновь приложиться к кубку. Ему так хотелось выпить или съесть чего-либо, умеющего отравлять память, отправляя разум в вечность небытия. Фоскарини сидел в своей парадной, вальяжно развалившись на диване с бокалом в руке. Настежь распахнутая входная дверь изредка впускала в палаццо легкий ветерок, развевая собой дурной запах перегара и отчаяния, блуждающих по дому.
Тот хаос, который творился во дворце: битая посуда и сувениры, перевернутая в гневе мебель, разбросанная по полу еда, – он не желал прекращать уже второй день. Адриано поразительно наплевательски относился к тому, что вообще творилось вокруг него. Ему казалась безразличной собственная отставка с должности, и даже то, что совсем скоро предадут казни двух человек, виновных в покушении на его жизнь… Нет! Виновных в том, что его жизнь уже уничтожена!
Но более всего его беспокоила нестерпимая боль, влекущая за собой разочарование и отчаяние, объяснявшиеся лишь одним значимым событием, случившимся в последнюю неделю: он и его люди так и не смоли найти Каролину. И вряд ли его сможет обрадовать последний, упрямо не сдающийся в поисках офицер Антонио, собственно говоря, и виновный в побеге его жены.
Адриано просидел в одиночестве целые сутки. Все это время его дом наполняла звенящая тишина, и лишь эхо его собственных мыслей, порой говоривших вслух, нарушало это тоскливое уединение, его беспощадное самобичевание. Поразительно, но компаньоны и союзники бывшего сенатора будто чувствовали его нежелание кого-либо видеть: в дверях его дома уже давно никто не появлялся. Именно поэтому стук в распахнутую дверь слегка поразил его.
– Открыто! – яростно крикнул Фоскарини опьяневшим голосом. – Неужто не видно? Открыто настежь!
Каково же было его изумление, когда в дверях он увидел Леонардо Брандини. Адриано с необычайным актерским мастерством раскрыл свои объятья и похлопал того по плечу.
– Вот это сюрприз, герцог да Верона! – он нарочно акцентировал ударение на последних словах. – Вы просто сразили меня своим прибытием! Чем обязан такой чести?
Отпрянув от едкого запаха перегара, Леонардо узрел театральную фальшь в жестах Адриано, что его возмущало и удивляло одновременно.
– Не могу сказать, сенатор, что в вашем поведении отмечена душевность, – ответил незваный гость, внимательно пронзая взглядом венецианца.
Адриано отмахнулся руками.
– Нет-нет, ваша светлость, – едва собирая буквы в кучу, промолвил он, – я более не сенатор. Теперь я – синьор Фоскарини – венецианский предприниматель, принадлежащий к местной аристократии, если пожелаете.
Адриано театрально поклонился:
– К вашим услугам, ваша светлость.
Заметив жеманство в поведении Фоскарини, Леонардо недовольно сдвинул брови, но терпеливо молчал, сохраняя на лице пренебрежительную гримасу.
– Чем могу служить, ваша светлость? – спросил Фоскарини, хотя уже давно ждал Леонардо у себя в гостях: вести о Каролине должны были уже дойти и до Милана. – Могу я вам предложить вина?
Он протянул Брандини бокал, и тот принял его. Сделав большой глоток, миланец прокашлялся.
– Это поразительно крепкое вино, – пояснил Адриано, пошатываясь и запинаясь в словах. – Оно прошло не одну обработку, прежде чем стать таким…
– До нас дошла молва, – монотонно промолвил Брандини, откашлявшись, – что в вашем имении скрывается сестра моей уважаемой супруги Каролина Диакометти, наследница герцога да Верона.
– Вот как? – притворно удивился Адриано. – И вы полагаете, что это правда?
– Я лишь решил собственноручно проверить правдоподобность этих слухов, – ответил Леонардо.
– Каролина! – внезапно закричал Адриано, размахивая бутылью вина и пошатывая крепким телом, прохаживаясь по парадной. – Каролина! Герцогиня!
Леонардо видел, как тот театрально прислушивался, а затем развел руками, выпучив губы с напускным недоумением.
– Ваша светлость слышит, чтобы кто-нибудь отозвался? – спросил он.
Леонардо безмолвно наблюдал эту комедию, не меняясь в лице, словно статуя.
– Я – нет, – продолжал Адриано. – Но, знаете, я вам признаюсь. Вас ведь, очевидно, страшит тот факт, что наследием в Генуе придется делиться с ненавистной вам золовкой? Вам не о чем беспокоиться, герцог! Следуйте за мной.
Цепляя своим покачивающимся торсом мебель, Адриано направился в свой кабинет, а Леонардо последовал за ним, с недоумением пытаясь понять, о чем говорит венецианец. Присев за стол, Фоскарини принялся рыться в своих документах, беспорядочно разбрасывая их по кабинету, швыряя в разные стороны, словно мусор. Наконец он нашел то, что ему было так необходимо.
– Вот! Это то, что вам придется по душе, герцог да Верона, – он протянул бумагу. – Отказная от наследства, подписанная Каролиной Диакометти. Вы и ваша благочестивая супруга можете спать спокойно. И пусть ваши головы не занимают мысли о том, как убрать еще одно препятствие с пути к обогащению.
