– Вы испугались ее?
– Ответственности?
– Да.
– Нет, сенатор, я посчитал, что достаточно отдал Венеции, и теперь хотел бы заняться преимущественно своей жизнью.
Бросив взгляд на эшафот, он заметил, что Урсула, охваченная петлей вокруг шеи, вот-вот окажется на том свете, с позором казненная на публике. Но он не испытал ни малейшего чувства жалости. Но когда он увидел колыхающееся в воздухе тело, его сердце почему-то вздрогнуло. Но не с болью, а с каким-то облегчением, словно его избавили от непомерной ноши.
– Здесь явно не хватает покойной Маргариты, которая стала бы завершающим звеном в этой отнюдь не святой троице, – неожиданно промолвил Чезаре. – Помню ее… Она не раз услащала венецианских патрициев. Кто бы мог подумать, что такая прекрасная женщина может оказаться изменницей? – Мартелли посматривал на казнь, будто на привычное действо в своей жизни.
– Она гораздо более коварна, чем чувственна, – равнодушно произнес Адриано. – А усопшей – более безопасна для венецианцев.
На этой саркастической ноте они развернулись и, пробившись через толпу, прогулочным шагом направились к молу, где стояли их гондолы.
– Ходят слухи, что в покушении на вас участвовал еще один человек, – внезапно промолвил Мартелли. – Паоло Дольони.
– Что ж, вполне может быть, что слухи не беспочвенны, – кратко ответил Адриано, показывая всем своим видом, что обсуждать это не намерен.
– Вы очень изменились, синьор, – произнес тот. – Причем, очевидно, не только внешне.
– Перемены во мне – знак для лучшего будущего, которое полностью изменит мою жизнь, – сухо ответил он на замечание Мартелли.
И впрямь, удлиненные вьющиеся локоны и легкая бородка, которую Адриано отрастил за все это время, значительно отражалась на его облике, придавая ему возрастной мудрости и с ерьезности нрава. Все реже от Адриано Фоскарини слышали в обществе привычные насмешливые нотки. Да и сам синьор довольно редко посещал светские мероприятия. Если его приходилось увидеть в обществе – он тут же исчезал, словно видение, из поля зрения любопытных глаз. Близкое окружение Адриано лишь отмалчивалось на вопросы о его личной жизни, но для венецианцев его боль от потери супруги виднелась налицо.
– Синьор Фоскарини, как проходят поиски вашей супруги? – спросил Чезаре Мартелли.
Подозрительно смотрящий на него Адриано с недовольством отметил, что тот слишком любопытен.
– Прошу прощения, сенатор, но чем вызван ваш интерес к моей персоне? – внезапно для сенатора спросил Фоскарини. – Вам что-то нужно, судя по всему…
– От вас невозможно что-либо утаить, синьор, – с улыбкой ответил тот. – Но прошу вас не подозревать меня в желании навредить вам. Я и впрямь нашел вас не просто так. Предлагаю отойти в сторону для обсуждения одного дела, в котором можете оказаться заинтересованным и вы. Прошу следовать за мной.
С этими словами Чезаре Мартелли свернул с площади и направился к своей гондоле, дабы вместе с Адриано отправиться в свои владения, располагавшиеся всего через пару кварталов. Адриано направился следом, показав знаком ожидавшему его Антонио следовать за ним.
Оказавшись в своем палаццо, Чезаре провел гостя в небольшой кабинет, дабы уединиться для их скромной аудиенции. Адриано присел напротив него и с любопытством прислушался, равнодушно пронося мимо своих глаз убранство и лоск владений Мартелли.
– Не так давно Паоло Дольони удосужился чести, которую любезно уделили ему вы, предоставив возможность стать членом венецианского сената, – начал Мартелли. – Хочу отметить, что голосование за утверждение его на должности проходило в три этапа. Тем не менее пару недель назад Дольони все же приступил к обязанностям. Но не так давно к нам дошли слухи, что он не совсем чист в отношении к республике. К возникновению таких суждений побудило прощальное письмо Маргариты Альбрицци, переданное вам перед смертью. Поначалу словам куртизанки не придали должного значения, но все же Дольони остался под подозрением высокопоставленных лиц.
– Вы подозреваете его в измене? – Адриано удивленно приподнял брови.
– Именно, синьор Фоскарини, – Мартелли устремил решительный взгляд на бывшего сенатора. – Лично я, допустим, в этом не сомневаюсь.
– Не думаю, что он пошел бы на нечто подобное, – задумчиво предположил Адриано. – Дольони способен на коварную месть кому-либо из партнеров, но, что касается Венеции, то он не раз проявлял при мне преданность республике.
– Тем не менее, когда-то вы были уверены и в его преданности по отношению к вам, – ответил Мартелли и увидел взгляд Фоскарини, сверкнувший гневными искрами. – Погодите сердиться, синьор. Сведения, поступившие не так давно в сенат, еще более расстроят вас.
– Отчего вы решились побеседовать именно со мной на эту тему?
– Потому что никто в правительстве не знает Паоло Дольони так, как знаете его вы. Он многому у вас научился и, вполне очевидно, воспользуется полученным опытом.
– Прошу прощения, – рассмеялся Адриано, – но я не обучал его стратегии измены или в чем вы там его подозреваете. Если он и решился на это, то исключительно из собственных амбиций.
– Простите, любезнейший синьор, если мои слова обидели вас. Заверяю, что вы не так меня поняли. Мы предполагаем, что Паоло пойдет по тем связям, которые устанавливал вместе с вами, когда вы отправлялись по ответственным заданиям.
Мартелли посмотрел на Адриано с нетерпеливым ожиданием.
– Мне не терпится узнать, к чему вы ведете, уважаемый, – с недовольством промолвил Адриано, желая поскорей закончить эту пренеприятнейшую беседу.
– В пасти льва, что на стене у площади Сан-Марка, как и обычно, был оставлен донос. Но вас изумит, что грамотно составленное письмо содержало обвинения не в адрес Дольони, а в ваш адрес, синьор Фоскарини. Обвинения ни в чем ином, как в измене республике.
Сердце Адриано дрогнуло и на мгновение замерло: вот он, этот злосчастный момент истины, которого он так опасался несколько месяцев.
– Кратко изложив содержание письма, – продолжал Чезаре, – могу отметить, что доносчик был досконально осведомлен о всех деталях вашего задания в Милане относительно Генуи. Как раз это событие и было использовано для вашего обвинения. Сказано, что ваши личные притязания к генуэзке Каролине Диакометти помешали положенному выполнению дела. Что на самом деле предложение Брандини было выгодным для Венеции, и отказываться от него – значило потерять обещанную власть в Генуе.
– Изощренный бред, – с возмущением ухмыльнулся Адриано.
– Погодите, глубокоуважаемый синьор, – с тактичностью Мартелли подчеркнул свое недоверие к вышеупомянутому доносу. – Это еще не все! Там сказано, что, невзирая на принятое решение не принимать никаких мер относительно военных действий между Генуей и Миланом, вы все же неосмотрительно отважились отправиться в Геную и странным образом выкрали оттуда синьорину Диакометти, к которой и питали чувства. Теперь же миланцы якобы могут предъявить претензии по этому поводу, ибо синьорина является родственницей герцога да Верона, бывшего кондотьера Брандини.
