Какое-то время он не двигался: ему казалось, что нечто сковало его тело, не позволяя пошевелить даже пальцем. На мгновенье ему почудилось, что эти несколько минут он провел вне этого монастыря, а в месте, более возвышенном и безграничном, чем эти каменные стены.
Словно ощущая тяжесть собственных век, Адриано медленно открыл глаза. Ему казалось, что каждое слово он кричал во все горло, а на самом деле его слова звучали, как хриплый и сдавленный шепот. И так он готов был стоять до тех пор, пока ему не принесут благие вести о Каролине… но ноги сами понесли его ближе к ней…
На улице смеркалось, но малыш упорно не желал покидать утробу своей маменьки. Адриано слышал стоны Каролины, и они казались ему невыносимыми пытками.
Выйдя на улицу, он с нетерпением посмотрел на ворота, в которые совсем скоро должен въехать Витторио. Когда старик в такие тяжелые минуты находился рядом, Адриано ощущал себя куда уверенней – опыт и мастерство Армази выручало не раз Фоскарини и близких ему людей. И лекарь не заставил себя долго ждать: совсем скоро он появился во дворике верхом на лошади в компании Нери.
– Где она? – с беспокойством спросил Витторио и посмотрел в измученные глаза Адриано.
Тот повел его в келью, по дороге несвязно рассказывая что-то о произошедших событиях, но Витторио занимался лишь беспокойством о Каролине. Да и объяснения Адриано, собственно говоря, казались ему несуразицей. Внезапно лекарь остановился и уставился на Фоскарини. Он вдруг понял, что опешившего Адриано нужно сию минуту привести в чувство и с твердостью в голосе воскликнул:
– Адриано, послушай меня!
Тот устремил на него свой рассеянный взор.
– И с Каролиной, и с ребенком все будет благополучно!
Его уверенность сразила Адриано, и он застыл.
– Просто поверь мне. А если не мне, то Лауре! Роды будут нелегкими, но все закончится благополучно. Возьми себя в руки! Твердость твоего разума может пригодиться в любую минуту.
Адриано кивнул головой и присел на скамью.
С момента появления Витторио как будто кто-то ударил волшебной палочкой: роды пошли стремительней. Адриано понял это по суете, собравшейся вокруг кельи Каролины. Большинство монахинь не отходили ко сну: кто-то молился по поручению матушки, а кто-то считал нужным помочь.
Ближе к полуночи Адриано услышал напряженное затишье, и со страхом склонил голову на руки. Но затем раздался плач… Плач младенца. Его душа затрепетала одновременно счастьем и беспокойством: сейчас его сердце томилось в ожидании новостей о Каролине. Витторио явился с улыбкой, что заставило Адриано с облегчением перевести дух.
– Поздравляю тебя, мой друг, – он крепко обнял Адриано, – ты стал отцом замечательного и крепкого сынишки.
– Как…
Слова застряли комом в его горле, смешиваясь с грохотом собственного сердца и дрожью, пронзившей его тело. Витторио не нуждался в пояснении вопроса: он знал, о чем тот беспокоится больше всего.
– Она справилась, но пока очень слаба. Но могу с уверенностью сказать, что и это она преодолеет. Тебе досталась женщина, невероятно сильная духом, Адриано!
Он все еще ощущал в себе тряску: поразительную и невероятно сильную дрожь, которая буквально подкашивала его. Все чувства, захлестнувшие в одночасье его сердце, едва не сделали его безумцем. Витторио прижал его к себе, словно родного сына, готовящегося разрыдаться у него на плече.
– Это тот случай, когда слезы нужны, – промолвил лекарь с отцовской лаской в голосе.
Но Адриано упорно молчал, сдерживая в себе комом все сотрясающие его чувства.
– Немного позднее ты сможешь зайти к ним. Разумеется, если сама синьора Фоскарини соизволит тебя лицезреть.
Каролина взяла в руки маленький, кряхтящий сверток и при свете свечей посмотрела на сынишку. Она не желала сдавливать в себе выступившие на глаза слезы, и две их капельки упали в миниатюрные ладошки, которые дитя в нетерпении выставило окружающему миру. После мучительных родов непреодолимое желание провалиться в сон оказалось забытым в то самое мгновение, когда ей вручили это бесценное сокровище. Словно исчезли невыносимые боли, ее всхлипы и томящие минуты ожидания – все это затмил свет от этого маленького ангелочка.
Вошедший Адриано несмело подошел к Каролине, не дожидаясь ее позволения. Он не мог вынести более ни мига их убийственной разлуки. Прижавшись к ее щеке устами, он присел рядом в надежде рассмотреть своего сына.
– Адриано, – выдохнула она, – я никогда не думала, что держать это крохотное создание в своих руках – это такое счастье!
Он словно завороженный смотрел то на измученную, но окрыленную Каролину, со сверкающими слезами на глазах, то на дитя, тихо кряхтящее в ее руках.
– А я вот не могу осознать, что стал отцом, – в его голосе слышалось недоумение.
– Долгая разлука тому виной. Ты не знал о нем, не видел меня беременной, тебе не пришлось быть рядом, когда он рос внутри меня. Но со временем ты осознаешь.
Адриано смотрел на нее, вновь плененный ее красотой, – уставшей красотой измученной, но прекрасной женщины.
– Мой маленький упрямец, – прошептала Каролина и едва прикоснулась устами к головке малыша. – Никак не хотел покидать свое уютное гнездышко.
– Очевидно, он неплохо пригрелся внутри тебя, – дрожащим, но безмерно любящим голосом произнес Адриано.
Каролина развернула малыша поближе к мужу, чтобы тот сумел рассмотреть сынишку.
– Милая, я готовился сказать, что он похож на тебя, – будто с разочарованием произнес Адриано. – Но боюсь, что это будет ложью…
Каролина тихонько рассмеялась, заметив растерянность, посетившую ее мужественного супруга.
– А во мне не было ни капли сомнения, что он будет иметь твои черты, – сказала она и с любовью посмотрела в глаза Адриано. – Порой мне даже казалось, что я вижу его перед собой.
– Но нельзя говорить, что он ничего от тебя не унаследовал, – с безобидной иронией ответил счастливый отец. – Вот, ты правильно отметила невероятное упрямство, которое он уже проявил.
Она снисходительно на него посмотрела и улыбнулась.
– Даже не стану спорить с тобой, Адриано Фоскарини. Я слишком счастлива сейчас!
С какой-то заботливой властностью он взял ее за подбородок и, развернув к себе лицом, прикоснулся к ее устам так нежно и нетерпеливо, что она ощутила, как внутри нее прошел щекочущий холодок. Как же ей не хватало его любящих поцелуев!
– Я готов вырвать свое сердце и отдать тебе в руки, чтобы ты сама распорядилась им. И я пойму, если ты безжалостно его раздавишь.
Она ощущала в его голосе дрожащую искренность, молящую о прощении.
– Ну уж нет, Адриано! – властно промолвила она. – Ты мне нужен целиком и полностью, ибо в отдельности твои органы беспомощны, чтобы вымолить мое прощение!
