Девятнадцатилетний виконт лишь виновато взглянул на Лоренцо, вспоминая, как Каролина не так давно искусно обманула его и исчезла из его поля зрения. Тогда герцог поймал ее на развалинах старого замка недалеко от морского побережья.
– Как прикажете, ваша светлость, – процедил сквозь зубы виконт, надеясь, что в дальнейшем герцог не станет вспоминать о том неудобном для него случае.
Джованни Альберти следовал по самой длинной дороге, и Каролина прекрасно понимала, что он намеренно хочет провести с ней как можно больше времени. А для нее это было неимоверным испытанием! Она боялась смотреть в его зеленые глаза: они казались ей льдинками, обжигающими холодом ее нежную кожу там, куда направлялся пронзительный взгляд виконта. А уж он старался не упустить ни малейшего дюйма ее юной красоты! Дабы стерпеть в себе отвращение, Каролина безмолвно шагала к палаццо, не желая даже слово обронить в его адрес.
– Какая же ты непокорная, Каролина, – произнес с презрением виконт, но в то же время одарил ее взглядом, полным восхищения.
– Приятельские отношения с моим отцом не позволяют вам фамильярничать со мной, – гордо ответила на его замечание Каролина и вздернула носик кверху.
– Извольте, но ваше положение в обществе тоже никак не позволяет вести себя так, как ведете вы, синьорина, – Джованни говорил с издевкой стервеца, словно Каролина была ненавистна ему.
Она едва сдержала себя, чтобы от души не нагрубить Джованни Альберти, и перевела дух.
– Ждать недолго, прекрасная синьорина! Совсем скоро герцог да Верона все же даст разрешение на твою руку и сердце, – с откровенным ехидством сказал он, будто намеревался завоевать ее расположение своей властностью. – Наша помолвка изменит всё!
– Вы желаете жениться на мне? – в ее голосе прозвучала выразительная усмешка. – Позвольте… это издевательство? Уж не полагаете ли вы, виконт, что ваша персона – под стать дочерям герцога?
– Жаль, – с наигранным расстройством произнес виконт, – если ты не желаешь добровольно, это произойдет принудительно. Полагаю, тебе это известно, синьорина…
Вспыхнувший в сердце гнев заставил Каролину бросить на виконта яростный взгляд.
– Меня утешают очевидные сомнения, что род Альберти мой отец посчитает выгодным для своего имени! И уж тем более не думаю, что он найдет мне мужа с меньшим дворянским титулом, чем у него самого.
Усмешка на лице Джованни немного озадачила ее.
– Разве граф – это недостойный титул? Ты ничего не понимаешь в политике, милая Каролина! Поэтому не забивай свою наивную головку этими сложными мыслями.
– Граф – это достойный титул, – согласилась она. – Только ваш отец, виконт Альберти, находится в полном здравии, и пройдет немало лет, пока он уйдет в мир иной. И только тогда вы сможете унаследовать его величественный титул. А пока вам приходится лишь выполнять его наставления в отношении сотрудничества с моим отцом.
С этими словами она состроила напускное сочувствие, но ее глазки ехидно сверкнули в лучах апрельского солнца. Наслаждаясь временным замешательством виконта, синьорина шла с выражением лица победительницы.
Она решительно отказывалась представлять себе свое замужество и сейчас безумно радовалась, что это бремя в скором времени возьмет на себя ее сестра, помолвленная с генуэзским дворянином. А замужество Каролины немного подождет. Разумеется, в чем-то виконт прав – совсем скоро отец заговорит о помолвке. Только бы это «скоро» случилось хотя бы в следующем году…
Но, словно по велению юной прелестницы, ее помолвка не состоялась даже по прошествии трех долгих лет. Равно как и ее исправление в поведении. Каролина так и не смогла побороть в себе свою строптивость и покорно склонить голову перед судьбой покладистой и благонравной аристократки. Даже в прекрасные восемнадцать лет синьорины ее вероломство не переставало давать о себе знать, все чаще и чаще вдохновляя герцога на жесткие воспитательные меры.
Каролину безумно радовал тот факт, что мысли папеньки сейчас занимает ее чопорная и покладистая сестра: сначала ему пришлось разорвать помолвку Изольды с генуэзским синьором, поскольку для ее брака была выбрана партия куда выгоднее, чем простой местный дворянин – миланский кондотьер. Да и весьма запутанные государственные дела требовали от герцога, как и от многих других титулованных дворян, ряда значимых действий, направленных на укрепление позиций державы. Поэтому сейчас все мысли Лоренцо устремлялись на кипу разного рода забот, хотя поведение младшей дочери он не оставлял без внимания, время от времени беседуя со своей супругой на этот счет.
– Патрисия, я схожу с ума от проделок этой девчонки! – кричал Лоренцо, поведав жене об очередной выходке Каролины. – Ей скоро восемнадцать, а она ведет себя, как двенадцатилетний мальчишка. Я был бы признателен, если ты попытаешься на нее повлиять, – сказал возмущенно герцог и посмотрел на герцогиню да Верона. – Ведь опять, опять ее видели в окружении этих… мелких и ничтожных отпрысков нищеты, с которыми она стреляла из лука. Можешь себе представить? Я накажу ее… я запру ее в башне… я… я… – герцог едва не задыхался от гнева. – Я не могу быть больше таким мягким, Патрисия! Тебе известно, что мне не свойственно снисхождение в таких деликатных вопросах!
Будучи абсолютно спокойной и невозмутимой женщиной, в свои сорок четыре года Патрисия да Верона выглядела все так же свежо, как и в тридцать пять. Несмотря на столь долгий срок, проведенный в браке, герцог и сейчас замирал, глядя на ее стройный стан, миловидный взгляд, роскошные волосы, и готов был преклоняться перед ее красотой. Но сейчас она гордо смотрела на мужа голубыми, словно небо, глазами и молчала. Его возмущала собственная бесхарактерность перед супругой, которая почему-то стала проявляться в последние годы брака, но он не смог повысить на нее голос даже в таком серьезном вопросе как воспитание дочери.
– Вам же известно, ваша светлость, что Каролина очень своеобразный ребенок…
– В том-то и дело, Патрисия, что она уже не ребенок. Ты в ее возрасте уже была замужем за мной.
Патрисия опустила глаза, не желая погружаться в воспоминания о начале брачного пути.
– Полагаю, что Каролина еще не готова к замужеству.
– А что ее способно изменить, Патрисия, как полагаешь? Я же не могу велеть высечь ее, как непокорного слугу! Я ума не приложу, что с ней делать.
Герцог присел за туалетный столик жены и схватился за седую голову.
– Она позорит мое имя. Бегает в лесу с крестьянскими детьми, при этом неизвестно, в какие игры они играют. Вспомни, как тогда я изъял у нее кинжал!
Патрисия глубоко вздохнула и присела на диванчик, расправив складки темно-синего бархатного платья.
– Но что же ты сделаешь, Лоренцо? – спросила она, отойдя от официального общения с супругом. – Закроешь ее в темном чулане и будешь ждать, когда она одумается и осознает свое поведение? Полагаю, что она и здесь придумает что-нибудь эдакое, что еще больше тебя расстроит.
