– Удивительно, но прежде вы никогда не упрекали меня в этом, сенатор. В особенности тогда, когда предавались со мной страс ти на этом самом Гранде, – она обернулась и бросила взгляд на сидящую под балдахином Каролину. – Или вы решили, что теперь вашу похоть способна усмирить неопытная девица?
Едва сдержав в себе нарастающее негодование, Адриано заметно побагровел.
– Да как… ты… смеешь…
Он чувствовал, что еще немного, и наградит эту хамоватую особу презрительной пощечиной, и лишь присутствие Каролины сдерживало его.
– Смотрите, не взорвитесь, сенатор, – смешливо произнесла Маргарита и дала знак гондольеру сворачивать. – Не хотелось бы, чтобы мое новое платье запачкали беспомощные брызги вашей крови…
Каролина уже благодарила Бога за то, что по Его воле прекратилось это скверное общение, как тут же заметила, что Адриано схватился за борт гондолы куртизанки, в ответ на что гондольер Маргариты кротко опустил весло.
– Если ты еще раз позволишь себе подобную развязность, – его слова звучали тихо, но невероятно грозно, – я сделаю все, чтобы отправить тебя в самый нищий и сумасбродный бордель. И уж поверь, я буду рад сделать все, чтобы даже сам Дож благоприятствовал этому.
Маргарита понимала, что ее острый язычок когда-нибудь окажет ей неверную услугу, поэтому молчала, пожирая возлюбленного гневным взглядом. Не желая более опускаться до оскорблений в адрес проститутки, Адриано отвел глаза и посмотрел на Каролину.
– Осмелюсь попросить у вас прощения, синьорина, за неудержимую бестактность этой аморальной особы, – удивительно, но почти одновременно его голос содержал в себе почтительность к Каролине и презрение к Маргарите. – Обещаю вам, что подобного больше не повторится.
– Когда-нибудь ты вернешься в мое ложе и будешь пылко желать горячих утех в моей постели, – все же продолжила дискуссию Марго. – Но я буду слишком занятой, чтобы обслуживать тебя…
Адриано одарил ее все тем же ненавидящим взглядом.
– Убирайся с Гранда! – жестко и властно произнес он.
Больше всего Адриано мучило сейчас сожаленье о том, что этот прекрасный вечер так безнадежно испорчен. Каролина ощущала то же самое, только вот ее ощущения разбавляло откуда-то взявшееся чувство властности по отношению к сенатору. Но она понимала, что появление этих ощущений ей необходимо обсудить наедине с собой, вне присутствия Адриано.
Они продолжали путь в безмолвии, погрузившись в нахлынувшие мысли. Но в какой-то момент строптивость Каролины взяла верх, и она возмутилась мысли, что какая-то куртизанка имеет возможность испортить ее вечер.
– Прошу прощения, сенатор, – тихо произнесла она, боясь оторвать разозленного Адриано от его угрюмых раздумий. – А у вас, случайно, нет вина?
Это прозвучало несмело, но так забавно, что Адриано не смог удержаться от смеха. Как будто ребенок просил разрешения напакостить.
– Вы желаете выпить? – изумился он, и Каролина невероятно обрадовалась, увидев в его глазах радостные блики.
– Немного. Появление вашей знакомой натолкнуло меня на мысль, что я слишком напряжена и взвинчена.
Даже упоминание о Марго не стерло с лица Адриано улыбки. Ох, эта потрясающая женщина! Она сводила его с ума снова и снова! Как можно так изворотливо перевоплощаться из шкодливого ребенка в светскую даму и обратно?
У Адриано и впрямь оказалось вино прямо здесь, в гондоле. И, невзирая на то, что просьба синьорины выглядела несколько вызывающей, он ни на миг не поменял мнение о ее тактичности. Сенатор велел завести гондолу в тихий проулок и отпустил наскучившего своим присутствием гондольера с глаз долой. В окнах потихоньку гасли свечи, и Адриано понимал, что их прогулка уже затянулась.
– Синьорина, судя по всему, дело близится к позднему вечеру, – сказал Адриано, наливая вино. – Нашу прогулку необходимо завершать.
– Еще совсем чуточку, – с мольбой в голосе произнесла она. – Этот вечер столь прекрасен…
Она отпила вино и ощутила, как хмель довольно быстро дал о себе знать.
– Столь воодушевленного и страстного рассказа о родной республике я еще не слышала, сенатор, – сказала Каролина, чтобы хоть как-то разрядить обстановку. – Боюсь, вы не сможете жениться на женщине, если будете так любить Венецию, – это прозвучало в шуточном тоне, но Адриано сдвинул в недоумении брови и заинтересованно посмотрел на синьорину Диакометти. – Венеция царит в вашем сердце, вы полностью подвластны ей.
Адриано старался вдуматься в последнюю фразу спутницы и нашел ее совсем не бессмысленной. Ведь он и впрямь позволяет Венеции управлять собою. Даже чувства, которые вызывает в нем Каролина, он старается уничтожить, ссылаясь на свое предательство. Венеция правит им! Правит, не впуская в его сердце ни одну женщину. Но Адриано решил поддержать в разговоре не его любовь к родине.
– Прошу простить, синьорина, правильно ли я понял, что вы являетесь сторонницей брака по любви, а не выгодного союза родине во благо? – словно удивленно спросил он, но эти слова вызвали легкий холодок, пробежавший по телу Каролины. – Каким образом, по вашему мнению, необходимо жениться?
Она растерянно опустила глаза, желая смолкнуть, поскольку и так позволила себе много лишнего в беседе. Но в какой-то момент Каролина поняла, что промолчать уже не в силах, и решительно посмотрела на Адриано.
– Если вам жениться необходимо, то наверняка вы выберете себе спутницу жизни, исходя из корысти и тщеславия, которые нынче правят миром, – Адриано заметил охмелевший блеск в ее глазах и не смог сдержать улыбки. – А если вы желаете жениться и провести жизнь рядом с желанной дамой, а династию укрепить благодаря своим напористости и труду, а не приданому невесты, то тогда вы сможете жениться по любви…
С этими словами она томно вздохнула.
– Вас не ужасает то, что о чувствах в браке мы слышим реже и реже, сенатор? – спросила она с грустью. – Посмотрите на венецианских патрициев: один из них сегодня прямо в гондоле поднял руку на свою супругу. Я видела это из окна. Мою кузину выдали замуж за престарелого пополана, которого она никогда не сможет полюбить, ибо он распоряжается ею, словно вещью. Меня отец готовил для того, чтобы выдать замуж за несносного виконта, которого я ненавидела всем сердцем. И видит Бог, я не скрывала свое ликование, когда вспоминала его умирающий взгляд. И во всем этом причина тому – неудержимая человеческая алчность. Вам не страшно за наши души?
Адриано ощутил, что ее сердце кричало от возмущения, но она достойно сдерживала свои эмоции.
– Каждый знатный дворянин преследует целью выполнить свой долг перед республикой…
– Ох, я вас прошу, сжальтесь надо мной и избавьте от этих лицемерных оправданий, которые твердит в унисон европейское общество, Адриано, – он увидел недовольство и даже некое порицание в ее глазах. – Я слишком хорошего мнения о вас, чтобы соглашаться с тем, что вы такой же, как и все ваши патриции.
