Как только Ангелина закончила реплику, Юрий перевел взгляд на нее. В нее словно из двух стволов выстрелили. В упор. Серебряными пулями.
— Нет, — сказал он. — Но заплатишь ты не деньгами.
— А чем? — спросила она, похолодев еще сильнее, хотя ночь была все же летняя.
— Ты знаешь, — сказал Юрий.
Между ними повисла пауза, ощутимая, как стена.
— Ты хочешь… — Ангелина не договорила.
— Тебя, — бесстрастно сообщил он.
— Не проще купить себе женщину?
— Я покупаю не какую-то там женщину, — объяснил Юрий. — Я покупаю тебя. Конкретно.
— Бартер? — Она заставила себя презрительно усмехнуться.
— Можно и так сказать. Натуральный обмен. Услуга за услугу.
Ангелина вспомнила лицо бабушки, вытащенной из петли. Такое не забывают. И не прощают.
— Договорились, — сказала она.
Ей не пришлось вести мучительную внутреннюю борьбу. В принципе, Юрий ей нравился. Он во многом соответствовал ее представлениям о том, как должен выглядеть и вести себя мужчина. Его нахальная самоуверенность немного раздражала, но с мямлями и рохлями Ангелина вообще не могла общаться.
— Тогда давай уточним наши запросы, — сказал Юрий. — С меня только Котов?
— Нет. — Она повела головой из стороны в сторону. — Я хочу, чтобы ты очистил поселок от всей плесени. Чтобы этот сброд туда дорогу забыл. И чтобы больше никому не пришло в голову продолжать дело Котова.
— Большая предстоит работа, — покивал Юрий, задумчиво кривя губы. — Даже не знаю…
Кровь отхлынула от головы Ангелины так резко, что у нее потемнело в глазах.
— Чего ты не знаешь? — спросила она, видя не собеседника, а лишь один только его силуэт.
— Я намеревался обменять голову Котова на три ночи с тобой, — произнес он. — Но, учитывая твои пожелания, это будет неравноценный обмен.
Ангелина сглотнула. Кровь вернулась обратно, обдав лицо внутренним жаром. «О господи, — подумала она. — Мы торгуемся о том, на какой срок я себя продаю. Мне должно быть стыдно и противно».
Но ей не было ни стыдно, ни противно.
— Сколько ты хочешь? — спросила она.
— Я закончу дело, и мы поедем с тобой отдыхать, — сказал Юрий. — Недельки на две. А до этого аванс. Небольшой. Согласна?
— Как ты собираешься достать Котова? — задала встречный вопрос Ангелина. — У него целая армия охранников, и он почти все время отсиживается на верхнем этаже «Олимпийской» высотки. У него там и офис, и квартира.
— Я сделаю так, что он выберется оттуда и приедет на место событий.
— Как?
Юрий пожал плечами:
— Создам проблемы. Это всегда срабатывает.
— Тогда на сегодня все? — спросила Ангелина с надеждой.
Она устала от общения с этим человеком. Не каждый день приходится стоять лицом к лицу с настоящим киллером, который намеревается трахнуть тебя после исполнения заказа.
— Нет, — безжалостно ответил Юрий. — Мне нужна вся информация, которой ты владеешь. И которую сумеешь раздобыть дополнительно.
— Разве это не входит в твои обязанности?
— Когда как. В данном случае — нет.
— Почему?
Он долго смотрел на нее своими ртутными глазами, а потом ответил:
— Потому что ты находишься в безвыходном положении.
Ангелина ответила ему таким же немигающим взглядом.
— С чего ты взял? — спросила она.
— У тебя глаза затравленной лисицы, — сказал Юрий. — К нам однажды в траншею забежала такая, по ней с той стороны из крупнокалиберного били, вот она и спряталась. А тут мы. И наверх уже не выпрыгнуть.
— И что с ней было потом?
— Мой друг ее зарезал ножом. Думал девушке своей шкурку отослать, но мех дрянной оказался. Линяла лиса.
— Поучительная история, — пробормотала Ангелина.
— Рад, что тебе понравилось, — сказал Юрий. — А теперь давай перейдем к твоим историям. Про дачную жизнь, которая, как я понимаю, не всем идет на пользу.
Тут он улыбнулся. Отчего его лицо не стало ни веселым, ни хотя бы просто добродушным. Увидев это, Ангелина окончательно поняла, что обратилась к нужному человеку.
Горек дым сигарет…
Похороны родителей прошли как во сне. Лишь возвратившись в опустевший дом со скромных поминок, Женька в полной мере прочувствовал, что папы и мамы у него больше нет.
Он остался один. Навсегда. Будут другие люди, другие отношения, наверное, семья тоже будет. Но родителей не вернуть. Можно сколько угодно мечтать о чудесах и верить, что они случаются, вот только главного чуда не будет. Смерть забирает любимых людей окончательно и бесповоротно. Точка.
Хуже всего было то, что родители запомнились Женьке не такими, какими были при жизни, а другими, до неузнаваемости изуродованными прикосновением смерти. Равнодушный человек приподнимает край покрывала, предлагает взглянуть, и ты видишь их лица, застывшие, чужие. Маски. Неудачные слепки. Никогда отец и мать не появлялись перед Женькой с такими лицами, никогда не думал он, что увидит на их телах эти безобразные неряшливые швы. Санитар перестарался, демонстрируя трупы. И теперь от этого зрелища не избавиться, оно впечаталось в память намертво.
В своих гробах мать и отец смотрелись немного лучше… Нет, не лучше… Милосерднее, что ли. Такими можно было их как-то принять. Уже без синюшной одутловатости, потрясшей Женьку в морге. Одетыми, с чинно сложенными на груди руками. Но все равно это были не они. Тех, прежних, Женька оставил на даче одних, укатив в город, чтобы всласть потрахаться с Ленкой. И когда они сидели в кафе, родителей, возможно, уже убивали. А когда он потягивал на диване сладкое пойло из бутылочек, они были мертвы.
Женька предполагал, что если провести экспертизу по всем правилам, то выяснится, что в крови отца и матери содержались не какие-то там несчастные промилле алкоголя, а сильнодействующее снотворное. Их усыпили, прежде чем устроить им газовую камеру в закрытой комнате с камином. Или же банально оглушили.
Но свои догадки Женька держал при себе. Он решил так еще в ночь смерти родителей и не собирался отступать от задуманного. Он знал, кто убил его родителей, или, как минимум, был причастен к этому. И собирался лично отомстить убийцам. Не знал только, как приступить к исполнению приговора. В состоянии ступора он не мог заставить себя встать и начать собирать вещи для переезда на дачу. Сидел дома и часами слушал одну и ту же песню, скачанную из интернета.
Пел парень лет тридцати пяти, длинноволосый, с красивым, но каким-то уж слишком отрешенным лицом, каких не бывает у тех, кому суждено дожить до старости. Песня ложилась на Женькину душу, как будто была сочинена по его заказу. Там был другой сюжет, но смысл и эмоции — те же самые.
