Подойдя к Самохе, он опустился на колено.
— Давай подсоблю.
— Я сам, командир. Ерунда.
— Давай! — Оттолкнув вялую руку бойца, Мамай выдрал из него штырь.
Самоха схватился обеими руками за землю, чтобы не уплыла совсем. Дышал он быстро и шумно, как пес на жаре. Мамай встал, посмотрел на него сверху вниз и сказал:
— Не боись. Рана не тяжелая. Так что лечись и живи дальше.
— Командир…
Самоха поднял осунувшееся лицо с бусинами пота на лбу.
— Говорю же, не боись.
— А если заражение?
— Главное, не огнестрел. В больничку отвезем при необходимости. Вот с пулей было бы сложнее. Но у Кота нашего специальный айболит для таких случаев имеется.
— Он за каждую операцию столько берет, что проще…
Самоха не договорил. Мамаю не нужно было продолжения, чтобы понять. Он и сам точно не знал, стал бы половинить хилый общак для того, чтобы вытащить Самоху с того света. Боец неплохой, спору нет. Но таких в любом спортзале пруд пруди, только свистни. А пять штук зелени на дороге не валяются, это не прежние времена, когда из коммерсантов каждый день десятки тысяч надаивали. Теперь все находились под своими «крышами» — не подступишься.
— Не бери дурного в голову, — посоветовал Мамай Самохе и поднял голову. — Братва, нашего товарища подрезали. Хватай девок, какие попадутся, они нам по жизни должны. Кто свободен, займитесь великами и моциками.
Мамай не отличался большим умом, но опыт и инстинкты неплохо заменяли ему интеллект. Он знал, что после победы бойцам полагается награда. Пусть берут свое. Сами. Мамаю это обойдется совершенно бесплатно.
Стоя рядом с посапывающим Самохой, он наблюдал, как бригада гоняется за верещащими девушками и свозит конфискованную колесную технику к обрывчику над озером. Обладатели роптали и ныли, но издали, а за телок заступился только один, но его уже мешали с землей Балабаны номер один и два.
— Горелый! — крикнул Мамай. — Я тачку забираю, а ты, когда тут кончите, с пацанами доберешься. А шантрапе местной объясните, что сюда им дорога заказана.
— Йес, командир! — дурашливо откликнулся Горелый, заламывая руки пойманной пленнице.
Мамай отвернулся и пошел прочь. В отличие от остальных, он помнил, что в Уголовном кодексе существует статья за изнасилование, которое, будучи групповым и извращенным, влечет за собой ужесточение ответственности.
Хотя поразвлечься с молоденькими девочками Мамай, в принципе, любил.
Опасная черта
Ужинал Летягин без аппетита, плохо разбирая вкус пищи.
— Олежка! — обиделась Мила. — Ты не говоришь ничего. Тебе вкусно?
«Не говоришь» — означало «не хвалишь».
— Очень, — с чувством произнес он. — Так вкусно, что… — Как бы не находя нужных слов, он закатил глаза к потолку.
— Перец я сама фаршировала, — похвасталась Мила. — В основном тут морковка, но тут много еще чего.
— Это я понял, — сказал Летягин и отвернулся, чтобы незаметно вытащить волосину изо рта.
— А котлетки мама нажарила. Печеночные.
— И салат замечательный.
— Мы с мамой вместе резали. — Мила придвинула тарелку. — Зелень бери. Мужчинам полезно.
Жуя, Летягин посмотрел в вырез ее халата. У Милы были большие, тяжелые груди, раскачивающиеся во время энергичных движений. Со временем им предстояло обвиснуть, но Летягин не собирался задерживаться в доме Шишкиных так долго. Милочкины родители, да и она сама, считали, что охомутали его, и носились с подаренным им колечком, как с писаной торбой, все спрашивая, когда же родители Летягина приедут из далекого Тарасовска знакомиться.
Он говорил, мол, скоро, и даже не усмехался в душе.
Доверчивость и глупость обывателей давно перестали удивлять Олега Летягина и тем более умилять. Он воспринимал это как должное. Торговал квартирами в недостроенных домах, продавал горящие путевки, теперь вот земельные участки под Котова подгребал. Бросить все, уйти и заняться каким-нибудь менее прибыльным, но безопасным бизнесом Летягин не мог. За свою карьеру он совершил столько разных экономических преступлений, что, оставшись без высокого покровительства, мог очень скоро попасть в лапы полиции. Положение Летягина усугублялось тем, что все те миллионы, что он пропускал через счета, принадлежали не ему, а Котову и другим дядям, но разве полицаи поверят? Будут уговаривать, запугивать, пытать, требуя поделиться. А потом, убедившись, что здесь им ничего не светит, засадят Летягина на такой большой срок, что в этой жизни на свободу ему не выйти.
— Что? — спросил он, смутно догадываясь, что его о чем-то спросили.
— Ты где-то витаешь, витаешь, — раздраженно сказала Мила. — Третий раз спрашиваю, кофе будешь?
Летягин посмотрел в темное окно, потом перевел взгляд на клиновидное декольте халата.
— Я бы рома выпил, — сказал он. — Ром остался?
— Сейчас спрошу у папы, — пообещала Мила, готовая птицей сорваться со стула, чтобы бежать в родительскую спальню.
— Нет, — поспешно сказал Олег, накрывая ее руку своей ладонью.
Они ужинали в гостиной, полностью предоставленной в распоряжение «молодежи». Родители девушки проводили вечера в спальне за дверью. Третью комнату занимала сумасшедшая косматая старуха, приходившаяся Миле бабушкой. Вот у нее груди, наверное, не просто обвисли, а превратились в сморщенные пустые мешочки.
Летягин любил представлять себе женщин состарившимися. Какой станет их прическа, как перекосит им лицо, что будет с их формами? Существовали и другие игры того же рода. Смотришь на женщину, идущую по улице, и мысленно раздеваешь ее глазами, оценивая походку, фигуру, манеру поведения. Наконец, разговаривая с ней, прикидываешь, согласилась бы она на оральный секс и как это проделывала бы.
— Почему? — удивилась Мила.
— Не будем им мешать. — Летягин игриво улыбнулся. — Тогда они не будут мешать нам.
Он уже давно таскался к Шишкиным и за последний месяц успел многократно попользоваться их невестой на выданье. Она говорила, что потеряла невинность случайно, напившись на новогодней вечеринке у подруги, и Летягин сочувственно кивал, но так ему было даже лучше. За свою жизнь он никого не лишил девственности и подозревал, что может потерпеть фиаско, потому что это было не то, что его возбуждало. Вот оральный секс — другое дело, совсем другое.
— Хорошо, — согласилась Мила. — Только я сначала со стола уберу, а то котлеты лучше сразу в холодильник.
— Конечно, — согласился Летягин, следя за ее двигающимися губами. — У тебя крошка прилипла. — Он показал. — Вот здесь.
— Ой!
Она провела возле рта мизинцем, многообещающе улыбнулась и отправилась в первый рейс на кухню. Летягин плюхнулся на диван, включил телевизор и почти приглушил звук, чтобы не мешал услышать, если вдруг родителям вздумается выйти из спальни в туалет или к своей старухе. Неудачная была планировка у этой квартиры.
