Он настороженно следил за действиями супругов.
— Не знаем, — сказал Кораблев. — О ком ты говоришь?
Кого он хотел обмануть? Наверное, в первую очередь самого себя. Он уже догадался, что речь идет о внуке. Олежки в палисаднике не было. Там еще в прошлом году Кораблев вывалил кучу песка для строительных нужд, но внук нашел ей иное применение. Насыпь превратилась в любимое место для игр. В песке зияло множество нор и соединяющихся ходов, вокруг валялись пластмассовые игрушки, а сам Олежка отсутствовал.
Это было ужасно эгоистично, но в эти секунды Кораблев подумал не о судьбе четырехлетнего мальчика, а о своей собственной. Как он сможет жить дальше? Чем залечит незаживающую рану ужасной потери? Как осмелится смотреть в глаза детям, доверившим ему единственного сыночка? Не углядел. Не уберег. Оставил Олежку одного, понадеявшись на то, что в дачном поселке, где все на виду и знают друг друга, малыш в безопасности. Но в тихом омуте черти водятся. И вот один из них прямо перед глазами. Чертенок. От него сейчас зависит будущее всей семьи Кораблевых.
— Короче так, — заявил подросток, не забывая бросать быстрые настороженные взгляды по сторонам. — Пацаненок ваш потерялся, как вы сами видите.
— Олежка! — жалобно вскрикнула Кораблева, хватаясь обеими руками за сердце. — О…
Она уже набрала полную грудь воздуха, чтобы закричать по-настоящему, но парнишка на велосипеде поспешил предупредить:
— Шум поднимете, я смоюсь. И тогда ищите сами своего клопа.
— Ты знаешь, где он, — проговорил Кораблев. — Знаешь, да? Говори. Не молчи, пожалуйста. Чего ты хочешь? Денег? Сколько?
Вопрос застал подростка врасплох. По его лицу словно рябь побежала, отображая напряженный мыслительный процесс, происходящий внутри. Некоторое время казалось, что он сейчас потребует от Кораблевых принести всю имеющуюся у них наличность, но какое-то соображение мешало ему так поступить. И оно победило, потому что парнишка заявил:
— Не надо мне ваших денег. А если хотите, чтобы пацаненок нашелся…
— Что? — спросили Кораблевы одновременно.
Во взгляде гонца и до этого читалось полнейшее презрение к обоим, но теперь к нему примешалось выражение некоторого сочувствия.
— Подписывайте, что вам говорят, — процедил он, сканируя взглядом двор и окрестности. — Дом продавайте и живите себе дальше.
— Мы подпишем, — заторопилась Кораблева. — Все, что надо. Хоть прямо сейчас: документы на участок здесь. Только верните… слышите? Мальчика верните!
— Я его, что ли, забирал? — ощерился подросток. — Мне сказали, я передал.
— Мы поняли, поняли, — закивал головой Кораблев. — Передай своим, что мы согласны. Только Олежку…
Он сглотнул с такой натугой, будто горло ему перекрывал неочищенный каштан в колючей кожуре.
— Ждите, — бросил подросток сквозь металлическую сетку, оттолкнулся ногой и закрутил педали.
— Куда он?.. Догоняй!.. Уедет же!.. — запричитала Кораблева, подталкивая мужа к калитке. — Догоняй же!
— И что дальше? — вызверился он. — Поймал шкета, допустим. Дальше что? Думаешь, он знает, где Олежка? Скажет, выдумал все. Или мы на него наговариваем. Или еще что-нибудь.
Повисла пауза, продлившаяся несколько минут и еще вечность в придачу.
— Что же делать? — спросила жена, нервно перебирая складки халата всеми десятью пальцами. — Делать что?
— А нам сказали, — произнес Кораблев, чувствуя, как внезапно навалившаяся усталость так и норовит придавить его к земле. — Ждать. Сейчас кто-нибудь объявится. Дачу продавать придется.
— Да и черт с ней! Пусть хоть даром забирают. Я…
Тут Кораблева умолкла, прислушиваясь. В узкую улочку втиснулся черный автомобиль с незнакомой эмблемой на сверкающем капоте. Остановившись как раз напротив супругов, он выпустил из тонированного нутра уже знакомого Кораблевым молодого человека в куцем пиджачке и узких брючках, придающих ему современный деловой облик.
— А я снова к вам, — объявил он, помахивая кожаной папочкой, такой же лоснящейся, как ее улыбчивый обладатель. — Подумал, может, вы переменили свое решение. Я не ошибся? Как? Поговорим?
— Сначала внука верните, — зло сказал Кораблев.
— Не понял. — Молодой бизнесмен перестал улыбаться и наморщил лоб. — Какого внука? Вы о чем?
Кораблев тяжелым шагом направился к калитке:
— А я вот сейчас объясню тебе, гаденыш!..
Жена вмешалась вовремя. Поймав его за руку, оттащила и оттеснила на второй план.
— Уходи, Сева, — произнесла она сквозь зубы. — Я сама обо всем договорюсь. Зайди в дом и не возникай, ради бога. Заклинаю, Сева! Оставь нас одних.
Кораблев посмотрел на визитера, беззвучно выругался и скрылся за углом.
— Проходите, — сказала его супруга, распахивая калитку настежь. — Давайте не будем терять время. Дача продается. Мы хотим оформить все как можно быстрее.
— Рад слышать, — снова заулыбался молодой человек, заходя во двор. — Моя фамилия Летягин, Олег Летягин. Выходит, мы с вашим внуком тезки. Очень приятно.
Он развел руки, держа папку на отлете. Кораблева хотела спросить, откуда ему известно про Олежку, но сдержалась. В этом не было никакого смысла. Она ничего не хотела выяснять, ничего не хотела знать. Ей хотелось лишь одного: поскорее прижать внучка к себе и удостовериться, что с ним все в порядке.
— Пойдемте, — пригласила она, наклонив голову. — Во дворе есть стол. Там нам будет удобно.
— Не сомневаюсь, — заулыбался Летягин.
Прежде чем последовать за хозяйкой, он бросил взгляд на игрушки, разбросанные в песке. Его улыбка при этом сделалась только шире.
Добро с кулаками
Женя Артемов терпеть не мог работ на даче, которые называл каторжными. Сам поселок ему тоже не нравился, сколько ни пытались родители убедить его в обратном. Пока в институте шла учеба, еще можно было как-то отвертеться, ссылаясь на зачеты и семинары, но летом такие номера не проходили.
— Побудешь сегодня муравьем? — спрашивал отец, и Женька неизменно отвечал согласием.
Это было чем-то вроде их пароля, секретного кода, часто вырабатывающегося у людей близких, у которых много общего, в том числе и воспоминаний. Еще совсем маленьким услышал Женька рассказ отца о муравьях и заявил, что тоже хочет быть муравьем. Почему? Да чтобы пользу приносить. Кому какую конкретно — тогда это не имело значения. Теперь тоже. Какая разница — пилить, копать или сколачивать? Главное, что польза родителям приносилась, а свободное Женькино время таяло без следа.
Но он не возражал. Не потому, что побаивался отца или был безвольным. Нет, характер у парня был как раз достаточно твердый. Просто сложилось так, что отец был Женьке лучшим другом, взрослым и очень надежным. А что за дружба, если не помогать друг другу?
