Полицейский коснулся ручкой груди женщины в мужской клетчатой рубашке, и та послушно заговорила, косясь на бледный живот покойника с густой волосяной дорожкой, протянувшейся вниз от пупа.
«Мы топчем скопом, крайних не отыщешь», — повторил Женька мысленно и отправился в дом.
Наблюдать дальше не имело смысла. Все было известно наперед.
Ночная жизнь
Перед выходом Юрий оделся во все темное и, поколебавшись, повозил рукой в печке и натер лицо сажей. Эта мера предосторожности казалась глуповатой в мирное время, но лучше свалять дурака, чем сыграть в ящик.
Он натягивал перчатки, когда ощутил постороннее присутствие за своей спиной.
— Я же сказал тебе спать, — сказал он, не оборачиваясь.
Недовольство выражалось не тоном, а смыслом сказанного.
— А если мне не спится? — спросила Ангелина.
Юрий пожал плечами:
— Тогда просто лежи. Или сиди. Но в темноте. Наверху.
— Тут интернет плохой. Даже фильм не посмотришь.
— На этот случай есть фотографии котиков, — сказал Юрий. — И всяких там райских уголков.
— Ты считаешь меня недалекой? — спросила Ангелина.
Как же он мог считать ее недалекой, когда они стали очень даже близки? Какой-нибудь час назад они еще держались друг за друга, словно боясь отпустить и потерять навсегда. Юрий покусывал свой палец, чтобы хоть немного отвлечься от того, что проделывает его тело с другим телом, находящимся внизу.
Он двигался в чуть замедленном режиме, ритмично и монотонно, ощущая, как послушно раскачивается под ним Ангелина. Она то и дело покашливала, что, как он уже знал, предвещало бурную разрядку. Щеки порозовели, губы кривились, руки, обхватившие поясницу Юрия, притягивали его все сильнее. Это возбуждало. Но он продержался бы еще несколько минут, если бы Ангелине не вздумалось поднимать и забрасывать на него ноги. Юрий перестал сдерживаться, утратив контроль над своим телом и чувствами.
Его накрыла ошеломляющая сладкая волна, в глазах потемнело, уши заложило. Вкладывая последние силы в постепенно сокращающиеся движения, он перестал поддерживать себя на весу и придавил Ангелину всем телом. Тут накрыло и ее, потому что она издала сдавленный стон, сдавила пальцами кожу на спине Юрия и потянула ее, как будто собираясь сорвать, словно одежду. Ее ноги обхватили его бока с силой, требующейся для верховой езды без седла.
Одновременно с повторным стоном Ангелина сжала его еще сильнее и вся задрожала от переполняющего ее напряжения. Чтобы помочь ей достичь разрядки, Юрий продолжал двигаться, хотя лично ему это уже ничего не давало. Она вскрикнула, затрепетала в конвульсиях, обмякла. Ослабшие ноги соскользнули с его поясницы и остались согнутыми в коленях, помогая Ангелине приподнимать и опускать бедра. Она делала это ритмично, как умирающая оса, все еще стремящаяся кого-то ужалить.
— Ну все, все, — пробормотал Юрий, высвобождаясь из ее объятий, поскольку в такие мгновения тесное соприкосновение с женским телом переставало вызывать у него приятные эмоции. — Пойду напьюсь. Тебе воды принести?
— Принеси, — слабо кивнула Ангелина.
Пить она не хотела. Она хотела понежиться рядом с Юрием еще несколько минут… а лучше полчаса или даже час, черпая от него энергию, которой ей всегда недоставало, когда она оказывалась без мужчины.
А они всегда уходили. К своим женам. Или за водой. Или в ночь, вымазав лицо черным…
— Юра, — окликнула Ангелина.
— Мм? — Он обернулся.
Совсем непохожий на себя. Незнакомый, чужой и опасный.
— Не надо. Не ходи.
Она не поверила собственным ушам. Неужели это она сказала? Она, гордая деловая женщина, нанявшая киллера, чтобы поквитаться с убийцами своей бабушки? Она, Ангелина Антонова, расплатившаяся с ним натурой, что звучит предельно грубо и откровенно.
— Почему? — вежливо спросил Юрий.
— Я… Не знаю.
— Ты передумала?
— Не знаю, — повторила Ангелина, кусая губу.
Она стояла на нижней ступеньке, сравнявшись ростом со своим наемником. Ей не хотелось его отпускать. Она вдруг поняла, что если с ним что-то случится, то ей будет больно. Может быть, даже хуже, чем когда она потеряла бабушку. В этом крылась несправедливость. Бабушка посвятила ей значительную часть своей жизни и многое дала, тогда как от стоящего напротив мужчины Ангелина не получила ничего, кроме многократных и довольно бурных оргазмов. И этого достаточно, чтобы считать его близким? Чтобы переживать за него и млеть от его взгляда?
Получалось, что да. Но Ангелина не хотела, чтобы так получалось. Это было предательством по отношению к бабушке.
— Так передумала или нет? — настойчиво спросил Юрий.
«Нет», — подумала Ангелина.
— Да, — произнесла она в то же мгновение.
— А я нет, — сказал он, потрогал рукоятку пистолета под черной толстовкой с капюшоном.
— Юра…
— Свет не включай, замкнись и не выходи.
Дверь за ним закрылась. Постояв немного, Ангелина подошла, чтобы повернуть ручки замков и задвинуть засов. В доме стало очень пусто, очень темно и тихо. Казалось, в этой тишине вот-вот прозвучит бабушкин голос.
«Как ты тут без меня, Ангелочек мой?»
Похолодев, Ангелина бросилась наверх. Там тоже было темно и тихо, но не так страшно. Она прошла в свою комнату и провела рукой по постели. Простыня еще хранила тепло двух разгоряченных тел, а в одном месте была холодной и влажной.
Ангелина приблизилась к окну, машинально держа руку возле лица. Снаружи ничего не было видно. Внизу было чуть темнее, вверху чуть светлее, а еще там блестели звезды, но Ангелина не принадлежала к числу романтических натур, готовых восторгаться ночным небом.
Задернув штору, она посветила мобильником и увидела планшет, оставленный возле кровати. Поколебавшись недолго, Ангелина взяла его и открыла последнюю интернет-страницу, на которой побывал Юрий перед уходом. Оказывается, его заинтересовала личность поэта, убитого сегодня на соседней улице. Фамилия его была Донской, при жизни он вел блог и размещал там свои стихи. То, что прочитала Ангелина, напомнило ей историю с подъемным краном, на который она полезла вслед за братом и его компанией. Вот кому не мешало бы прочитать эти стихи.
Пацаны, пацаны…
Так ведется, взрослеет не каждый.
Кто-то платит за всех
Своей маленькой жизнью порой.
В детстве каждый из нас
уцелел лишь случайно однажды,
Потому что в тот раз
влез куда-то чуть раньше другой.
Что за серая жизнь!
А так хочется громкой и яркой!
Кто воспринял всерьез
хоть бы раз деревянный меч твой?
И разводят костры
пацаны возле бочек с соляркой…
В детстве очень легко
загореться нелепой мечтой.
Кто-то глубже нырнет,
а другой заберется повыше:
Весь мальчишеский век
как прогулка по тонкому льду.
Чье-то детство опять,
балансируя, ходит по крыше.
Кто окликнет его,
ненароком накликав беду?
Пацаны, пацаны,
пусть чужая беда вас затронет
И взъерошит вихры,
и скользнет холодком вдоль спины.
Смерть коварна всегда,
словно капсюль на ржавом патроне,
И прицелен любой,
пусть слепой, рикошет от стены.
Ангелина выключила телефон и положила на место. Когда Юрий рассказал ей про убийство в поселке, она не почувствовала ничего — ни гнева, ни сожаления, ни сочувствия. Она никогда не видела Донского, не была с ним знакома и не воспринимала как реального человека.
