Что касается самого Артемова-старшего, то ему уже недолго оставалось землю топтать: ни по кругу, ни по прямой, вообще никак.
Разборки на «Олимпе»
Во времена давние, смутные, прозванные в народе «лихими девяностыми», каждый серьезный бандит стремился обзавестись таким особняком, чтобы подвал имелся — поглубже и побольше. В таких подвалах пытали, убивали, насиловали, темницы устраивали, было где разгуляться. Некоторые даже семейные склепы сооружали или захоронения с безымянными могилами. Было время. Но все это осталось в далеком прошлом.
Никита Петрович Котов предпочитал вести сугубо городской образ жизни, яркий, насыщенный, с обязательными посещениями концертов, театров, ресторанов и различных светских тусовок, преподносимых общественности под разными пикантными соусами. В свои шестьдесят с небольшим лет он не собирался сидеть бирюком в глуши, развлекаясь охотой, фейерверками и верховой ездой по округе. У него были другие запросы, а свои запросы Котов привык удовлетворять. Любые.
Он был статен, величав, седовлас, перенял из кинофильмов достаточное количество барских манер, умел носить смокинг с бабочкой, сочетая его с аристократическим перстнем, что выглядело на этом человеке не смешно и не нарочито, а очень даже значительно.
Жизненный путь Котова был подробно расписан в нескольких уголовных делах, одни из которых внезапно закрывались, а другие доводились до логического конца в суде, где пару раз он получил большие сроки, вылившиеся, правда, в смехотворно кратковременные отсидки с условно-досрочным освобождением за примерное поведение, трудолюбие и активное сотрудничество с администрацией. Все это Котов расценивал как досадные эпизоды бурной молодости и уголовным прошлым своим не бравировал, а, напротив, старался его затушевать и даже вовсе вытравить из биографии. Времена откровенного бандитизма давно закончились. Деньги делались теперь по-другому, капиталы сколачивались грандиозные, так что рэкетом, крышеванием и грабежами занималась полиция, тогда как большим бизнесом занимались большие люди, с серьезными связями и высоким социальным статусом.
Был Котов лидером организованной преступной группировки, а ныне стал политиком. ОПГ, конечно, частично сохранил, разбросав бойцов по разным фирмочкам, спортивным обществам и охранным агентствам. Самые надежные и проверенные работали в службе безопасности компании «Стройинвест», негласно принадлежащей Котову, хотя учредителями и владельцами значились совсем другие люди. Что касается его политической деятельности, то она заключалась в регулярном избрании и переизбрании Котова народным депутатом местных советов или кем-то в этом роде, что не суть важно. Собственной партией он пока не обзавелся, в столицу не рвался, так что имел возможность наслаждаться жизнью.
Она у Котова была красивая, требующая немалых расходов.
Его апартаменты занимали весь верхний этаж самого современного и высокого здания города. Выражаясь по-современному, это был пентхаус. Не нью-йоркский, конечно, но все же.
Котов жилищем гордился. Из окон двадцать третьего этажа небоскреба «Олимпийский» открывался великолепный вид на город и окраины, подернутые романтической завесой смога. С южной стороны просматривался тот самый дачный поселок, где происходили события, описанные в предыдущих главах. Котов туда переезжать не собирался. Как уже отмечалось, он был приверженцем городского образа жизни. Проект с возведением элитного загородного жилья был затеян исключительно с целью наживы.
С подачи влиятельных знакомых скупить земельные участки за чертой города не составило труда. В конце года туда планировалось подвести воду, газ и мощную линию электропередач, а до тех пор земли требовалось окончательно очистить от всякого человеческого сора.
Раз в месяц Котов отчитывался о проделанной работе перед партнерами, которые сами ворочали слишком большими делами, чтобы снисходить до подобных мелочей. Это было несколько унизительно, но зато его взяли в долю, и это был первый случай, когда Котов сблизился с олигархами областного масштаба, и, чтобы остаться в клубе, нельзя было ударить лицом в грязь.
Вот о чем размышлял Котов, пока делал вид, что любуется закатом, раскинувшимся над крышами родного города. Его заведенные за спину руки слегка шевелились, как будто он наматывал на пальцы некие невидимые нити. Вместо пиджака на Котове была короткая шелковая куртка с витыми шнурами, что придавало ему сходство с отечественным помещиком или иностранным аристократом из кино про давние времена.
За спиной Котова стояли пять мужчин, старавшихся не нарушить тишину ни неосторожным движением, ни дыханием. Олег Летягин, закончивший доклад несколько минут назад, избегал смотреть на двух товарищей, о которых, собственно, и шла речь. Драка на дачном участке была слишком серьезным проколом, чтобы о ней умолчать. И Баксаков по прозвищу Бакс, и Руслан Гидраиров, известный как Русик, понимали это, но все равно злились на заложившего их бизнесмена. Он-то выйдет сухим из воды, а что будет с ними? В какую причудливую форму выльется хозяйский гнев?
Помимо этих троих уже знакомых нам персонажей в большой, почти пустой комнате находились еще двое мужчин, одетых в свободные черные брюки, тонкие черные водолазки и мягкие туфли. Волосы обоих были тщательно зачесаны наверх и смазаны, чтобы блестели и не распадались. Это были личные телохранители Котова, имевшие за плечами и боевой, и бандитский опыт. Выражение их лиц было скучающим. Оба примерно догадывались, чем закончится сегодняшний разбор полетов.
А вот Котов еще не принял окончательного решения.
Его взгляд рассеянно скользил по желто-оранжевому небосводу с причудливыми фиолетовыми и багровыми облаками. Глядя на небо, Котов никогда не вспоминал о Боге, хотя любил порассуждать о нем под хороший коньячок или водочку.
Вечернее зарево постепенно угасало, подобно прогоревшим дровам в камине. В темных домах засверкали, переливаясь, угольки далекого света. То были окна десятков, сотен, тысяч квартир, за которыми жили своей будничной жизнью люди, проделывая все то же самое, что всегда. Большая часть их верила, что они, если и умрут, то лишь на время, чтобы воскреснуть опять и заняться привычными делами. И будут все дружно пялиться в телевизор, бранить детей, ругаться друг с другом, печь пирожки, поедать их, пить пиво и кефир, курить на балконе, смотреть картинки в интернете, болтать по телефону, стирать, дремать, просыпаться и снова пялиться в электронный экран.
Когда электрических огоньков за панорамным окном стало достаточно много и Котову надоело наблюдать, как они мигают и переливаются, он медленно повернулся к приближенным.
— Ну и что прикажете с вами делать? — спросил он у троицы, вернувшейся с задания. — Давайте, давайте, предлагайте, я слушаю.
Он сделал подбадривающий жест.
— Простить, — буркнул Баксаков.
— Простить? — переспросил Котов.
Голос у него был звонкий, легко срывающийся на фальцет и тогда почти не отличимый от женского.
— Больше не повторится, Никита Петрович, — промолвил смиренно потупившийся Летягин.
