Роберт чувствовал себя все более уверенно, словно наконец стал самим собой, каким не был уже многие годы. Он будто сбросил с себя доспехи, которые стесняли его. Впервые за долгое время он почувствовал себя свободным. Он просто был собой.
Тот мужчина, которым он был на самом деле, обнимал женщину, сделавшую его таким. Женщину, которая требовала, чтобы он стал собой, и не соглашалась на меньшее. Женщину, которая видела его насквозь и обращалась напрямую к его сути. Женщину, которая смущала и восхищала его, противоречила ему, провоцировала и вместе с тем уравновешивала его, придавая устойчивости.
Их губы, их рты сливались в жарком нетерпении и плавились, образуя единое целое. У нее был вкус меда и бисквита, а под ним таился неповторимый эликсир – квинтэссенция ее самой.
Их руки все крепче и крепче прижимали их друг к другу, их языки вели дуэль, дразнили и манили, рождая пьянящую смесь жажды и нетерпения, томления и страсти. Роберт чувствовал себя так, словно они неслись в неуправляемой повозке, забыв обо всем и не разбирая дороги.
Он отчаянно старался собраться с мыслями. Сквозь густую пелену желания он подумал, что должен притормозить, хотя бы немного. С этой целью он сделал движение, намереваясь прижать Эйлин к письменному столу и подержать так, пока не возьмет ситуацию под контроль.
Но она тоже подвинулась, повернулась и попятилась назад. Роберт инстинктивно последовал за ней. Не разжимая объятий, не прерывая поцелуя, они закружились, как в вальсе… по направлению к кровати. Они двигались, пока их бедра не ударились об изножье кровати. Эйлин обхватила его за шею и прижалась к нему в откровенном приглашении, и Роберт забыл, что хотел притормозить.
Он забыл обо всем, кроме нее, кроме того, что она ему нужна. Нужна с того самого момента, когда он впервые ее увидел. И с каждым часом, когда опасность шла за ними по пятам, эта потребность росла, окончательно дав о себе знать, когда они оказались в шаге от смерти.
Каким-то уголком своего сознания, где еще сохранились проблески здравого смысла, Роберт понимал, что внезапно им стало нужно гораздо больше. И ему и ей.
Но это не помогло. Потребность росла. Своими стальными когтями она вцепилась в остатки здравого смысла и, разорвав их в клочья, развеяла по ветру страсти. Желание завладело им безраздельно.
Роберт сбросил свою легкую куртку на пол. Они были слишком голодными, слишком жадными, чтобы позволить своим губам оторваться друг от друга. Пальцы Эйлин нащупали узел его шейного платка, а его руки скользнули по ее груди. Сначала легко лаская, потом требуя.
Эйлин вздрогнула, но уже в следующий миг подчинилась и отдалась поцелую безраздельно. Отдалась ощущениям, которые пробуждали в ней его умелые пальцы. Она чувствовала, как набухли и отвердели ее груди под его рукой, чувствовала острое и одновременно сладкое возбуждение, пробежавшее по нервам, когда его пальцы нашли заострившийся сосок и слегка сдавили его.
И все же, будь Роберт бесстрастен, она бы не ответила. Но он был настолько захвачен тем же возбуждением, тем же огнем, тем же неумолимым чувственным вихрем, что каждое его прикосновение заставляло ее трепетать, каждая ласка вызывала ощущение полета.
Да, да, да! Эйлин накрыла рукой его ладонь и крепче прижала ее к своей груди. Как долго она ждала этого. Этой страсти, этой жажды, этой первобытной потребности друг в друге, тех чувств, что он вызывал в ней. Того, что они могли обрести вместе.
Их губы оторвались друг от друга, затуманенные страстью глаза, смотревшие из-под отяжелевших век, встретились. Но Эйлин не могла вынести потери его губ, их вкуса и прикосновения, и Роберт, казалось, чувствовал то же самое. Она потянулась к нему, и, когда их губы снова коснулись друг друга, она ощутила, что его пальцы проворно расстегивают ее плотно прилегающий жакет.
Эйлин нащупала завязки рубашки у него на шее, дернула за них, развязала. Потом, зажав в руках ткань, потянула ее вверх, вытащив из бриджей.
Прервав полный сладкой томительной муки поцелуй, Роберт отступил назад и посмотрел в ее ясные горящие глаза. Схватился за рубашку и одним движением стащил ее через голову. Он отбросил ее в сторону и увидел, как взгляд Эйлин, скользнув вверх, остановился на его обнажившейся груди. На какой-то миг выражение ее лица заставило Роберта онеметь.
Они не стали гасить лампы. Темнота была не нужна. Каждый хотел познать другого как есть. Целиком. Инстинктивно оба хотели света, чтобы устроить праздник своим глазам.
За прошедшие годы Роберт не раз ловил на себе женские взгляды и во многих из них видел нескрываемое одобрение. И все же ни одна женщина не смотрела на него так, как она, с каким-то изумлением и откровенной жадной радостью.
Но не только. В ее взгляде было одобрение, бесстыдная решимость в сочетании с непоколебимой уверенностью в себе и в нем. Даже в этом Эйлин была воплощенным вызовом.
Роберт схватил ее за плечи, прижал к себе и прижался губами к ее губам. Ощутив, как к горлу подступает бурлящий восторг, она обхватила его в ответ и жарким поцелуем ответила ему на поцелуй. Ее страстность ни на йоту не уступала его страстности.
Они были равны и стоили друг друга. Роберт никогда не думал, что такое возможно. Ни с одной из женщин. Но здесь, с ней все было именно так. В ее прикосновениях не чувствовалось никаких сомнений, ни намека на возможное отступление. Только та же безоглядная решимость, которая двигала им, то же стремление к неизбежной и откровенно желанной цели.
Когда ее жакет упал на пол, она помогла ему справиться с крохотными пуговками на блузке, и та вскоре последовала за жакетом.
Руки Эйлин скользили по его груди, обследуя ее, пробуя на ощупь. Они не остановились даже тогда, когда Роберт взялся за застежку ее юбки.
Пальцы Эйлин нащупали его сосок, и он замер, пораженный ощущением, внезапным всплеском острого чувственного восторга, о существовании которого даже не подозревал. Сделав дрожащий вздох, он нашел губами ее губы и снова забылся в поцелуе, хватаясь за него, как за спасительный якорь, способный вернуть ему равновесие.
Эйлин отпрянула назад, лихорадочно хватая ртом воздух.
– Дай я.
Оттолкнув в сторону его неловкие пальцы, она быстро расстегнула застежку, а потом спустила вниз юбку вместе с нижними юбками. Упершись рукой в его грудь, чтобы удержать равновесие, она перешагнула через соскользнувшие на пол одежды. Теперь на ней осталась только тонкая рубашка, просвечивавшая даже при скудном освещении. Эйлин подняла голову, посмотрела Роберту в глаза и смело шагнула к нему.
От ощущения ее тела, прижавшегося к нему, Роберт застонал и сомкнул веки. Руки сами собой скользнули по ее груди, по тонкой талии и дальше по кругу вниз. Когда полукружия ее ягодиц легли ему в ладони, он приподнял Эйлин, прижимая ее ноги к своим бедрам.
Это откровенное проявление желания вызвало у Эйлин всплеск восторга. Она ликовала, натянутые нервы звенели, как струны, тронутые головокружительным ощущением его мускулистого торса, прильнувшего к нежным выпуклостям ее тела. Пьянящей радостью от сознания того, как сильно все это действует на Роберта.
