У них было так много причин, чтобы праздновать, чтобы радоваться. Но это… это прежде всего. Это подтверждение своих обязательств по отношению друг к другу и к жизни. Эта декларация о намерениях, о своей решимости быть вместе со всеми вытекающими. Со всем, что это предвещало и к чему это вело. Они выбрали этот путь, окончательно приняли это решение в тот день, когда впервые остались вместе в его каюте.
Но тогда им предстояло преодолеть массу препятствий, их ждали жизненно важные дела, не терпящие отлагательства. Поэтому они пошли и исполнили свой долг, достигли цели и выполнили обязательства перед другими. И теперь настало их время. Их головокружительные, жаркие секунды нарастающей отчаянной, нестерпимой жажды.
Его губы властно требовали своего, и она давала им это. Она сдалась без оглядки, отдавая ему всю себя: свою страсть, свое желание во всей его полноте, всю свою любовь, которую таила в сердце. Ее руки, губы, тело, чувства – все манило и говорило ему «возьми». И торжествовало, когда он брал. Когда его руки, сжимавшие ее талию, скользнули вверх к ее груди.
Роберт сжал ее с такой силой, что ей стало больно, но эта боль только усилила наслаждение. Потом, нащупав пальцами соски, он слегка ущипнул их. Острое сладкое ощущение пронзило Эйлин насквозь, и она застонала, не отрывая губ от его губ.
Эйлин целовала его с такой же жадностью, как и он ее. Она ни в чем не хотела ему уступать. Ее руки спустились вниз и, скользнув по его плечам, легли на грудь Роберта. Его ответ был мгновенным, все тело Роберта напряглось, и по тому, как он затаил дыхание, Эйлин почувствовала его реакцию. Почувствовала его сдержанность, за которой мелькнул проблеск всего того, что скрывалось в этой груди. Бурлящее, мощное, неукротимое.
Одного проблеска оказалось достаточно, чтобы ее собственная жажда, ее потребность получить это вспыхнула с новой силой. Колодец желания наполнился до краев, и оно хлынуло через край. Мощная волна страсти, подхватив Эйлин, несла ее вперед.
Роберт еще сильнее прижал ее к себе. Казалось, нежные выпуклости ее тела тают, соприкасаясь с горячей сталью его тела. Ее губы ни на секунду не отрывались от его губ, а руки, минуя шейный платок, куртку и рубашку, проникли внутрь и нащупали застежку его бриджей. Расстегнули пуговицы.
Когда ее маленькая нежная ладонь обхватила его возбужденный член, Роберт застонал. В то время как одна часть его сознания была слегка шокирована ее смелостью, дерзостью ее намерений, другая, гораздо большая часть восхищалась откровенностью желаний и бескомпромиссной прямотой ее страсти.
Ему это нравилось.
Потому что он чувствовал то же самое. Потому что он тоже не мог устоять против страсти, пульсировавшей в его венах и заглушавшей все доводы рассудка. Она была нужна ему. Здесь. Сейчас. И не существовало никакой силы, способной остановить это неудержимое желание.
Руки Роберта уже поднимали вверх ее юбку, когда ее ловкие пальцы – скорее изобретательные, чем опытные, но от этого не менее успешные – лишили его последней способности сдерживать себя.
Добравшись под смятой юбкой до ее голых ног, он обхватил руками упругую гладкую плоть. Эйлин выпустила его член, взяла в ладони его лицо и, прижавшись губами к его рту, влила в его вены новую порцию огня и страсти.
Подхваченный вихрем желания, уносившего его все дальше за пределы здравого смысла, Роберт прислонил ее к двери и, раздвинув ей ноги, прижался своей разгоряченной плотью к ее лону, а она потянулась вверх и обхватила ногами его бедра…
Поцелуй прервался, они жадно хватали ртом воздух, глядя друг на друга из-под отяжелевших век. Несколько лихорадочных глубоких вздохов, и на секунду они замерли от наслаждения, когда он скользнул в ее жаркое лоно. В следующий миг Роберт сильнее сжал ее бедра и ринулся в бой.
Эйлин с тихим стоном выгнулась к нему. Он прижал одно плечо к ее плечу и, глядя в лицо Эйлин, слегка отодвинулся назад. Потом снова ринулся вперед. Движения повторялись снова и снова в быстром, уверенном ритме, и все это время Роберт не отрывал от нее глаз, глядя, как ее прекрасное лицо озаряется вспышками страсти. А тем временем ее тело, подчиняясь ему, тая и обволакивая его, вместе с ним взмывало вверх по обрывистому склону к неминуемому моменту высшего блаженства.
Наконец Роберт опустил голову и, завладев ее губами, почувствовал вырвавшийся из ее груди крик, и Эйлин, содрогнувшись, замерла в его объятиях.
Но этого было мало… мало для него. Мало, чтобы удовлетворить его потребность сделать ее своей, усмирить инстинкт защитника, обострившийся почти до безумия из-за событий последних дней.
Роберт чувствовал, как судорожные вздрагивания ее лона сходят на нет. Он сделал шаг назад от двери и, когда ноги Эйлин крепче обхватили его бедра, прижимая ее к нему, понес ее к письменному столу. Остановившись перед ним, Роберт уложил ее на столешницу.
Эйлин ощутила спиной прохладную поверхность дерева. С трудом приподняв веки, она смотрела, как он поднял ее юбку до талии. Она вглядывалась в его черты. В них не было ни капли пощады, только неприкрытая страсть и ненасытная жажда. Где-то в глубине сознания мелькнуло удивление и любопытство. Эйлин вдруг поняла, что впервые видит настоящего Роберта Фробишера, как есть, без прикрас.
Он наклонился над ней, и она ощутила, как ее пронзил гладкий стальной стержень, большой и неумолимый, но такой долгожданный. Его глаза горели первобытной страстью, заставляя ее чувствовать себя желанной. Как будто она была для него тем необходимым, без чего он не мог существовать. Как и она без него.
Но самое главное – он давал ей ощущение целостности и полноты самой себя. Полноты в физическом смысле, какой она не чувствовала никогда в жизни. И самое главное – полноты душевной, как будто в нем, с ним она обрела свое истинное место в мире. Истинный смысл существования.
Эйлин почувствовала, как руки Роберта легли на ее груди. Сжав их, он погрузился в нее глубже. Она с легким стоном закрыла глаза, чувствуя, как внутри ее поднимается высокая бурлящая волна наслаждения. Ощущение было плотским, земным, но невероятным и восхитительным. Приятным и завораживающим.
Роберт смотрел в ее лицо, ставя на ней свою печать. Делая ее своей этим самым исконным и непреложным способом. И всем своим существом понимал значение и важность происходящего. Чувствовал, как все внешние оболочки, все тени, среди которых он прятал свою сущность, когда имел дело с другими людьми, – все они растаяли. Остался только истинный Роберт Фробишер – мужчина, которому необходимо было погрузиться в нее как можно глубже, чтобы она больше никогда не смогла освободиться от него. Или он от нее.
Роберт уже несколько дней назад понял, что его судьба – взять ее в жены, а двадцать четыре часа назад окончательно признал, что у него не может быть иного будущего. Но он не предвидел, каким огромным окажется то, что таилось у него в душе, каким могучим и неукротимым будет его желание и с какой готовностью он решится взять на себя все обязательства, которые предполагал тот шаг, сделанный ими вместе.