Сейчас Ира уже совсем взрослая, замужем, у нее двое детей. Я крестная ее второго ребенка, маленькому Тимурке 6 месяцев. У Иры прекрасный муж, они уже вместе с ним купили двухкомнатную квартиру, сделали отличный ремонт. Мы в их жизнь не лезем, но общаемся постоянно – ходим к ним в гости, они приезжают к нам, я многих их друзей знаю. Ира до сих пора нас называет «мамочка» и «папочка», хотя разница у нас совсем небольшая. Мы с Ирой скорее в сестры друг другу годимся.
Обоих малышей Ира, можно сказать, со мной рожала. С первым она звонит, спокойная такая, и говорит: «Мамуль, я вот сходила в душ, а вода все течет и течет по ногам». Я говорю: «Вызывай «Скорую» срочно». А она: «Я никуда не поеду, рожать сегодня не собираюсь, у меня ничего не болит». Я тут же прыгаю в машину, еду к ней, а сама вызываю «Скорую», звоню знакомым врачам. Я не заплатила ни копейки, но рожали мы по высшему разряду, на контроле главврача, и два акушера не отходили ни на минуту. Я просто попросила помочь, сказала, что в первый раз в жизни становлюсь бабушкой – старшая дочка рожает. Родили мальчика Артема. И со вторым ребенком тоже всем позвонили, всех оповестили, родился Тимур. Хотели девочку, но вот снова мальчик. Так что у нас Тёма и Тима. Хорошие невозможно! Когда Тема к нам в гости приходит, он просто нарасхват, все дети его забирают играть. Но Ира никогда не оставляет детей надолго. Она очень хорошая и ответственная мамочка. Сколько раз я ей звонила, говорила: «Отдохните, привозите мальчишек к нам!» Они привезут ненадолго повидаться и тут же забирают. Я Ире говорю: «Вот из-за вас я буду усыновлять и усыновлять, вы не даете мне с маленькими детьми повозиться».
А когда Ира еще жила у нас, мы встретили Настю. Я все время искала маленького ребенка, даже из Москвы каких-то детей находила. А в итоге в Пензе пробралась в Дом ребенка, договорилась через администрацию и там увидела Настю. Она была без статуса. Настолько чудесная-расчудесная девочка, красавица, мечта усыновителя. Светленькая, голубоглазая, кудрявая, ей было почти 3 года. За месяц до ее дня рождения, накануне Нового года, я ее и нашла. Подходило время лишать ее маму родительских прав, а я в это время оформляла документы. И мне разрешили посещать Настю. Мы хотели сразу ее удочерить, но в опеке нам сказали, что этого сделать нельзя. Папа сидит в тюрьме и пока не лишен родительских прав, вопрос о лишении будет ставиться после того, как он выйдет из тюрьмы. В общем, Настю мы оформили в приемную семью.
По сравнению с моими детьми Настя была ребенок-ураган. У меня оба спокойные, покладистые – и Лера, и Максим. А Настю мы просто не знали, где ловить, настоящий метеор. Хорошо, бабушка у нас была, Иринка жила, все вместе за Настей приглядывали. Максу было 1,5 года, Лере 5 с небольшим, и Настя у нас стала средним ребенком в семье. Я тогда еще не совсем понимала, что происходит, еще не было никаких ШПР. Мне из Москвы присылали книжки для подготовки, одна из них была «К вам пришел приемный ребенок» Людмилы Петрановской. У нас были все ужасы адаптации. Приступы истерики или обиды – Настя могла не разговаривать весь день. Она все таскала, всюду залезала, роняла на себя все шкафы, сшибала все углы. Полная разбалансированность. Ее мама привела в Дом ребенка, она сама детдомовская. Родила Настю от мужа, который сидел в тюрьме, там же с ним расписалась. Было единственное свидание, после которого появилась Настя. У этой мамы еще старший мальчик был, но мне сказали, что он где-то далеко. Хотя на самом деле, как потом выяснилось, он жил в том же детском доме, где была моя Ирина. Как только я узнала, сразу поехала к нему, но мне сказали, что к нему ходит мама, и отдавать его в семью не планируют. К Насте мама, кстати, всего один раз приходила в Дом ребенка, ее там поругали, и она больше дочку не навещала.
Настю мы за несколько лет привели в порядок. Энурез у нас прошел, заикание мы вылечили, дочка пошла в садик. И вот через два с половиной года ее кровный папа вышел из тюрьмы, и нам прекратились все выплаты по опеке, хотя Настя так и оставалась у нас, а папа не объявлялся. Мы ждали его, чтобы лишить родительских прав и подать документы в суд на удочерение. Но тут мне звонят из опеки и говорят: «Здравствуйте, Наталья Леонидовна, готовьте ребенка, папа будет девочку забирать». Я была просто в ужасе, говорю: «Вы так спокойно это говорите, но ребенок почти три года у нас, она не знает других папы и мамы, кроме нас с мужем. Как вы себе это представляете, чтобы мы ее отдали? Это катастрофа будет для нее, для моих детей, для моего мужа, вообще для нашей семьи». На это специалист отвечает, что папа у Насти вменяемый, прав он не лишен, и дает мне его сотовый телефон, предлагает самой позвонить и обо всем договориться. Я с упавшим сердцем иду домой, мне ужасно плохо. Во-первых, не представляю, как я скажу об этом Насте. Во-вторых, это немыслимо вообще. У меня в голове картинки, что папа непонятный, живет в трущобах, где потолок на голову вот-вот упадет и холод страшный. Дома я обо всем рассказала Славе. В тот вечер все мы плакали, даже муж. А главное, мы не понимаем, как все это Насте преподнесем, что будем ей говорить. Потом мне позвонили и сказали, что отец Насти уже завтра хочет ее увидеть, и я начинаю с ребенком разговаривать. Говорю ей с такой деланой радостью, восторгом: «Настя, ты представляешь, тебя искал еще один папа, и он тебя нашел!» Она начинает хлопать в ладоши, прыгать. Как-то я сумела передать, что это хорошее событие в ее жизни, не испугала дочку. Но когда я ее укладывала в тот день, она мне говорит: «Мамочка, ты меня только никому не отдавай!» И я разревелась. В принципе не могла понять, как я отдам ее чужому человеку, которого она не видела ни разу в жизни.
Но утром встаю и звоню папе. Трубку берет мужчина с нормальным приятным голосом, говорит вменяемые и разумные вещи. Я ему объясняю, что мы в этой ситуации не враги, а друзья, которые должны действовать в интересах Насти. Потому что такой маленький ребенок во второй раз потерю матери не переживет, это слишком сложно. Сказала ему: «Если вы хотите с ней по-настоящему сблизиться, давайте сегодня не будем встречаться с Настей, мне надо ее подготовить. Для начала я хотела бы сама с вами встретиться». Он согласился со мной и пригласил приехать к нему на работу. Мы со Славой тут же прыгнули в машину и приехали. Выходит парень, симпатичный, высокий, крепкий, с ясным твердым взглядом, и садится к нам с мужем в машину. Настя на него безумно похожа. И он начинает рассказывать историю о том, как сел в тюрьму по глупости, за угон машины по пьяному делу. Как он все это время мечтал о том, чтобы забрать детей, и Настю, и сына, что уже подготовил все документы. У него мама живет в деревне, в хорошем большом доме, у нее свое хозяйство. Оказывается, он вышел из тюрьмы раньше срока, уехал в Москву на заработки, чтобы привезти матери денег, самому одеться-обуться и потом детей содержать. Сейчас ему 26 лет, он работает заместителем начальника на станции техобслуживания, у него хорошая зарплата, перспективы и все очень серьезно.
Я не была готова к такому повороту событий, думала, что с кровным папой все плохо, какая-нибудь асоциальная жизнь. А тут совершенно другая картина, и я стала ему доверять. У меня есть такое природное свойство – вижу людей и понимаю, когда они говорят правду, а когда лгут. Совершенно четко ощутила, что он не врет, спросила: «Виталий, ты, наверное, очень хочешь ее увидеть?» Он говорит: «Да, очень хочу, я только один раз в жизни видел Настю – жена привозила мне ее показать, когда я был в тюрьме. Дочке было всего 2 месяца». Я сказала, что мне нужно подготовить ее и встречаться им придется сначала в моем присутствии. Объяснила, что ребенок сложный, что мы ее лечим у логопеда, что она плохо говорит. Он на все условия согласился.
