Много пока еще стереотипов у нас в обществе в отношении приемных детей. Например, та же тайна усыновления. Я, кстати, не знаю, сейчас хоть кто-то хранит ее или нет? Это же такая хрупкая вещь. Можно долго скрывать правду, можно менять географию, делать сообщниками всех вокруг, но рано или поздно ребенок все равно обо всем узнает. Только придется все эти годы жить в страхе, «как бы чего не вылезло». И любой близкий друг или родственник превращается в обезьяну с гранатой. Кстати, я очень удивился тому, как быстро наша старшая дочка Арина начала рассказывать нам какие-то истории из жизни в кровной семье. Мы очень ценим это доверие. Наверное, наступит момент, когда дети захотят увидеть свою кровную маму, и пока я не знаю, как мы будем действовать. Придется, видимо, их маму разыскать. Считаю, что бессмысленно затирать правду – это уже часть жизни нашей семьи. Надо попытаться дать детям ответ на все вопросы. Но при этом мы все равно проведем процедуру усыновления, потому что не хочется неприятных сюрпризов в будущем.
Пока мы справляемся без помощников, Алена как-то успевает обо всех позаботиться. Я сам тоже помогаю – профессиональный шеф-повар, долго работал в ресторане, и мне ничего не стоит за тридцать минут приготовить ужин из трех блюд. Мне это нравится и совершенно не требует усилий – все на автомате, одно режу, другое мешаю, даже не смотрю, что делаю. Детей тоже начал приобщать к хозяйству – мы уже вместе пекли блины, делали винегрет. Для них многое в диковинку. Арина, когда увидела сырое мясо, очень удивилась, говорит: «Что это такое?!» Дети у нас общительные, внимательные, иногда, конечно, эмоции через край. Арина, бывает, резко вскипает. Например, говорит Оле: «Убери за собой». А та в ответ «Ха-ха-ха!» – и побежала. Арина может резко схватить сестру за руку, повысить голос, и тогда уже я подключаюсь, начинаю с ней говорить, объяснять. Несколько раз у старшей были истерики – она звала няню. А потом я ее посадил на колени, мы поговорили, успокоились и дальше пошли делать дела. Постепенно у нас выстраивается какая-то иерархия – старшим разрешаем укладывать малышей, им можно мультики на 15 минут дольше посмотреть. В общем, все как положено.
Те, кто нас знает, иногда шепотом спрашивают: «Ну как вы?» Восхищаются, помощь предлагают. А вот сами усыновлять не хотят. Конечно, у нас сложился круг общения именно приемных родителей – из ШПР. У Алены есть подруги-усыновительницы, в Фейсбуке мы со многими переписываемся. И я заметил, что больше всех разглагольствуют на тему усыновления как прекрасного поступка юноши под 30, у которых нет детей. Думаю, многие хотели бы это сделать, но боятся потерять свою свободу, разрушить собственный стеклянный мир, который с приходом детей в семью меняется за одно мгновение. Но ведь, с другой стороны, если есть дети, то есть ради чего жить. Фильм Гришковца «Сатисфакция» я пересматривал раз десять, шикарное кино. И вот там герой говорит, что ни за машину, ни за квартиру, ни за дорогие часы ни один нормальный мужик на амбразуру не полезет. А вот ради ребенка – да. Ребенок в жизни мужчины даже важнее, чем в жизни женщины. Он, с одной стороны, усложняет жизнь, а с другой – упрощает ее. Появляется цель, а все остальное – только варианты того, как ее достичь. Это и есть главное – целостность мужчины проявляется только с появлением детей. Я помню, когда узнали, что жена беременна, у нас и квартира была в ипотеке, и с деньгами проблемы, и все непонятно. Но появился ребенок, и все встало на свои места. Через год погасили кредит, который планировали выплачивать 10 лет. Со всеми трудностями справились. И тогда я понял, что если хочешь, то материальный вопрос будет решен. Не проблема. Было бы ради кого стараться! С тех пор в моей жизни часто происходят события, которые подтверждают, что есть какая-то помощь свыше. Словно кто-то говорит: «Мы за тобой приглядываем». Был такой занятный случай, когда Аленка с детьми проводила выходные в Питере, а мы – я, Арсений и мой друг – уехали в выходной с утра пораньше на рыбалку. 200 км по Ярославке, дождина хлещет страшный, и от грунтовки до дороги проехать физически невозможно. Мы к берегу-то проехали, а обратно наглухо сели. Народу вокруг ни души, медвежий угол. Кое-как загрузился навигатор, смотрю, рядом деревня – до нее три километра. Понятно, что надо идти туда, искать трактор. И вот я бреду по дороге и думаю: «Суббота, вечер, какой трактор? Не выбраться». А через 20 минут мы уже вытаскивали машину – пройдя два километра, я встретил ребят на квадроциклах. Они мне порекомендовали хорошего человека с трактором, и тот сразу откликнулся. Вообще, у меня с приходом в семью детей появилось внутреннее спокойствие – так получается, что уже не размениваешься на мелочи, четко видишь основное и не делаешь глупостей.
Почему у нас пока недостаточно много усыновляют? Менталитет такой. Я очень много поездил по регионам, и, к сожалению, вся бытовая идеология сводится к одной-единственной фразе: «Нам самим есть нечего, зато у соседей корова сдохла». Много нескрываемой зависти, личной неуверенности, внутренней неустроенности. Если кто-то построил дом, заработав честным трудом, его все равно обвинят во всех смертных грехах – потому что высовывается. Сами же не хотят приложить усилия. Любимая позиция: «А че, я должен?» Недавно читал интервью с Кадыровым, там речь шла в том числе о планах закрыть в Чеченской Республике все детские дома, раздав детей по семьям. Я полностью согласен. Настоящий мужчина никогда не отдаст ребенка из своего рода в детский дом, даже если во всей своей огромной семье он остался одним-единственным кормильцем. И это правильно!
Семья Дробинских
А куда им деваться?
Вера Дробинская, детский врач, приемная мама семерых детей.
Мысли об усыновлении появились у меня в зрелом возрасте, лет в 35–36. Это было давно, примерно в 1999–2000 годах. Я тогда работала в детской больнице, и там было очень много отказников. Мы им помогали. Они были забыты всеми, вот мы и пытались что-то для них делать, но в какой-то момент поняли, что если не берешь ребенка в семью, то бесполезно какие-то действия для него предпринимать. Через какое-то время моя сестра взяла детей из нашей больницы, потом моя подруга это сделала. Сестра и подруга брали детей начиная с 1998 года. Я сразу сказала, что во всем помогу. Но сама тогда еще не знала, что тоже буду брать. А потом уже я и сама забрала нескольких детей – так что была не первой.
С родней вопросы усыновления, принятия детей в семью обсуждать, я считаю, бесполезно. В какой-то момент просто нужно на это решиться, и все. Я, собственно, сообщила только маме. Она сначала сказала, что категорически против этой затеи. Потом сказала, что «за», но это абсолютно ни на что не влияло. Мужа у меня нет, так что в этом смысле было совсем просто – уговаривать никого не пришлось. Мы с сестрой знали конкретных детей, которым в первую очередь необходимо было помочь, и забирали их, самых тяжелых, потому что считали: если мы их не возьмем, то у них нет шансов выжить. А мне сам бог велел им помочь. Конечно, всех мы взять не могли, но нескольких, самых тяжелых ребят вытащили. Они были очень больны. Я не могу сказать, что мы их полностью вылечили, но по крайней мере они остались живы, и их здоровье объективно улучшилось. Детки были маленькие. Все они жили в больницах, даже в детских домах никогда не были – их состояние здоровья просто не позволяло. Сама я взяла сначала одного, года через полтора второго, потом появилась третья девочка и пошло-поехало.
