Адаптация у всех была достаточно тяжелая. Особенно сложно становилось, когда в семье появлялся очередной ребенок. Но у нас не было выбора, мы не могли не принимать, и дети это тоже осознавали. Понимали, что надо уживаться вместе, и поэтому они меня слушались. Был такой период, когда меня все подряд спрашивали: «Они вас слушаются?» А куда им деваться? У нас нет вариантов, мы не выживем, если они не будут слушаться. Мы даже элементарно по улице не пройдем, потому что все разбегутся, как цыплята, – под машины и под колеса. Вот мы все беремся за руки и стоим, ждем, чтобы перейти дорогу. Или мы едем, например, в машине по трассе, нам подарили большой «УАЗ» «Патриот». Если у детей начинаются вдруг какие-то проблемы, они орут, бьются внутри машины, дерутся, жизненно важно быстро добиться того, чтобы они слушались, иначе дело может закончиться катастрофой. У нас в семье вообще неплохие отношения, несмотря на то что, бывает, ссоримся, орем друг на друга. Но это никогда не зло, и есть непререкаемые правила игры. Например, хочется выяснить отношения – пожалуйста, но драться можно только руками и один на один. Я не разрешаю драться никакими предметами, оружием, хотя они в определенные моменты рады бы схватиться за кирпичи и за ножи. Ребята из Разночиновки были задиристые, постоянно пытались драться. Они вышли из интерната, в котором отношения были звериные, и я боялась их в комнате одних даже на секунду оставить – как бы не покалечили друг друга. У нас было всего две комнаты, одна маленькая и одна большая, но я была очень этому рада и не хотела больших просторов, потому что только так все дети были у меня на глазах. Постепенно ребята стали успокаиваться, пристраиваться. Сейчас у нас уже и дом побольше, и у меня нет прежнего страха. Я могу уйти по делам на 2–3 часа, они спокойно остаются. Все выросли, стали большими, самой младшей уже 12 лет. Ну и привыкли к самым простым правилам, по которым мы живем. Дети взрослеют и постепенно становятся серьезнее. Сейчас мне уже намного легче, чем в самом начале. Мы с сестрой сидели тут недавно, вспоминали прежние времена. У меня было много детей очень тяжелых, среди них несколько неходячих. Я жила одна, без мужа, у меня не было машины, а улицы у нас были такие, что идешь по колено в грязи. И вот в ноябре выйдешь с детьми погулять, они залезут в лужу, а выходят из нее без сапог. Что делать? Полезть в лужу за сапогами я не могу, потому что у меня за спиной один ребенок висит, а впереди еще один… Сейчас соседи вспоминают, как я ходила обвешанная детьми, словно виноград гроздьями. А я думаю, ну что еще мне было делать? Я одна, врач по образованию. Сам бог велел. Постепенно с каждым годом становилось все легче и легче. Если бы мне кто-то, когда я только начинала, нарисовал реалистичную картину «как это будет», я бы, конечно, испугалась. Действительно, адски трудно приходилось. Но сегодня я иду этой дорогой и о своем выборе не жалею.
Сейчас, я смотрю, детей-инвалидов, к счастью, охотно разбирают по семьям. И когда мне говорят, что иностранцы берут инвалидов, а наши не берут, я, честно говоря, не знаю, о чем речь. У меня в семье все дети, от которых иностранцы отказались. Я в детском доме спрашивала: почему американцы не берут инвалидов? Мне ответили, что они берут только тех, кого смогут прооперировать и полностью излечить. А безнадежных – нет. Так что я всегда брала детей, от которых американцы отказались. Да и не только они, в те годы у нас было очень развито иностранное усыновление.
Если меня кто-то находит из потенциальных родителей детей-инвалидов, то я всегда стараюсь помочь. Раньше врачей непосредственно привлекали. Сейчас, если такая потребность возникает, просто переадресую родителей в фонды, контакты с которыми у меня есть. И, в общем-то, эти благотворительные организации родителей не бросают. Помогают и с реабилитацией, и по многим другим вопросам. Благодаря этим женщинам, которые инвалидов тянут, и поддержке со стороны фондов и просто неравнодушных людей дети растут в семье, а это главное. Я лично считаю, что ситуация с усыновлением у нас за последние годы стала намного лучше. Если в какой-нибудь профильной группе в Интернете вывешивают фотографию ребенка, которому нужна семья, пишут: «Вот он, хороший, добрый, умный, но в инвалидной коляске», то через недельку-другую обязательно находится кто-то, кто его забирает. Раньше такое было просто немыслимо. И еще – чем больше общаешься с инвалидами даже с психическими отклонениями, тем яснее понимаешь, что это – свой огромный мир. Я считаю, что в семье или в коллективе один ребенок или взрослый с ментальной инвалидностью обязательно нужен. Когда мои дети начали ходить в школу на подготовку, учителя к ним очень хорошо относились. А потом в какой-то момент мы все разом заболели, и я в том числе. Соответственно, возить было некому, все сидели дома. И вот спустя какое-то время я встретила учительницу на улице, и она говорит: «Ой, пожалуйста, не уходите из нашей школы, мы так рады, что вы у нас есть. Дети в классе лучше себя ведут, осторожнее и в духовном смысле развиваются». В этой школе мне это несколько раз повторяли – не один и не два. Дальше так вышло, что нам пришлось перейти в другую школу, а там дети были очень жестокие. И как-то мой сын пожаловался, что кто-то из детей пытался его ударить. Я пришла к учителям, а я знаю, что они просто не справлялись с детьми, и говорю: «Давайте так – если что-то случится с моими детьми, то и вам, и мне отвечать. Будет неприятно, если кого-то из них покалечат, а это легко сделать – они слабее физически. Если вы не справляетесь, то я сама с детьми в школе поговорю, найду нужные слова. Одно дело, если бы просто обзывались и дразнились, но когда пытаются кулаками вопросы решать, это уже опасно». И после этого все прекратилось. Я с учителями всегда договаривалась, объясняла, что сама могу и с родителями поговорить, и на родительское собрание прийти выступить. Обычно этого достаточно – и взрослые, и дети как-то осознают. Но если не помогает, могу милицией пригрозить. В другой школе Колька рассказал мне, что его обзывали в классе, а учительница это услышала. И она такую разборку устроила, что все стали тише воды ниже травы! Я читала, что в Англии даже стараются в каждый рабочий коллектив принять человека с синдромом Дауна. Они конфликты хорошо гасят. Так что я не помню со стороны школы или других людей плохого отношения. В 2012 году, когда опека пыталась забрать у меня детей, все за нас встали горой – и врачи в поликлинике, и учителя, и завучи, и директора школ. Хотя их за это уволить могли в два счета, и все это прекрасно понимали. И все равно твердили всюду: «Дети хорошие, дети в порядке, мы все сделаем, чтобы они учились». Понятно, что тряслись и за работу, и за свои семьи, но заставить отчислить детей их никто не смог. Директора говорили: «В Министерстве образования издавайте приказ и своим приказом отчисляйте, а мы не будем».
Конечно, дети учатся слабо, я не спорю. Тут все вместе – и лень, и тяжелое детство. Но они все равно вперед движутся, аттестаты общеобразовательных школ получают, и я спокойна. У меня старшие сейчас уже в колледже. И всегда так было, что они друг за другом следили в этом смысле, с уроками помогали – это по умолчанию их обязанность. Есть у нас такой уговор, что они могут заниматься, чем хотят, после учебы, при условии, конечно, что это позитивное увлечение – танцы, спорт, компьютер. Но им самим нужно изыскивать возможность для этого. Один сын недавно сказал, что очень хочет ходить на брейк-данс, но при этом на транспорте ездить самостоятельно он боится. И я тоже не разорвусь на части, чтобы его возить. Ответила ему, что, как только найдешь такую секцию возле дома, я договорюсь с тренером, заплачу за кружок, и ходи на здоровье. И вот он сам нашел кружок в этом году, начал заниматься. Сначала он один ходил пару месяцев, потом остальные присоединились. Вчетвером стали этот кружок посещать, дома теперь постоянно танцуют, устраивают танцевальные соревнования. В общем, нормально у нас все. Кроме учебы у них есть еще одна святая обязанность – уборка. В целом у нас дома полный бардак. Я смотрю иногда, как будущие усыновители в Интернете вывешивают фотографии новеньких детских комнат: «Мы готовы к приему детей». Вот смотрю и думаю: «Да-да, давайте-ка через полгодика сфотографируйте!» У многих детей по приходе в семью возникает непонятная страсть к разрушению – надо все разбить, разобрать, обои отодрать. Я по натуре человек легкий, все это спокойно переношу. А если кому-то порядок важен, будет тяжело с такой ситуацией справиться. Уборка у нас на детях, иначе мы просто не выплывем. Кому-то другому ее бесполезно доверять, тут же снова будет бардак. Только если с вами убирают, то хоть немножко ценят порядок. Готовить тоже учимся. Сейчас они уже все практически могут приготовить себе завтрак. Я слежу только за тем, чтобы продукты в холодильнике были. Яичницу пожарить, бутерброды нарезать, чай налить – это они могут. Если мы все дома, каникулы, например, то кто-то один по очереди на всех готовит. Пока учебный период, конечно, я сама основные блюда готовлю: суп и второе стараюсь, чтобы всегда были. Но такое, чтобы мы культурно все вместе за стол садились, нечасто бывает. Только в воскресенье мы все вместе собираемся или по каким-то торжественным праздникам. А так, ежедневные совместные завтрак-обед-ужин устраивать бесполезно – у каждого свое расписание. Холодильник я не запираю, пусть себе едят, когда им хочется и когда удобно. Еще, если мы куда-то все вместе собираемся, старшие следят за младшими, чтобы они все были более-менее прилично одеты. Особенно прилично у нас, правда, не получается, но уж как есть. Теперь у меня нет сомнений – даже если меня не будет, они сами смогут справиться. Они дружные, они привыкли друг о друге заботиться и привыкли, что мы всегда и везде вместе. Стоит даже на короткое время разлучиться, скучают. Например, кто-то в гости едет к другу, а остальные тут же у меня спрашивают: «Ты когда его привезешь?» Может быть, это значит, что они любят друг друга? В любом случае целостность семьи у нас есть, думаю, чувство дома мне удалось построить. И я этому очень рада! Как-то раз они разъехались все на пару дней по гостям, кто к кому хотел, а когда вернулись, то сказали, что очень рвались домой. Даже пораньше просились. И мне это очень приятно. У нас семья.
