История с Максом у нас получилась такая: в октябре или ноябре 2014-го я приехала в опеку за документами, а там у них лежали листовки с фотографиями детей. Я увидела, говорю: «Ой, дайте мне листовки, я их положу у себя в центрах». Максим на фотографии был самый красивый. Я на свой рабочий стол положила его листовку и все время смотрела. Дальше не выдержала, узнала, где он. Выяснилось, что в детском доме в Крылатском. Я приехала. Вышел ко мне маленький такой мальчик, 15 лет ему никак не дашь. Оказалось, он с 3 лет в детском доме. Сказал, что хочет стать водителем автобуса. В общем, мы познакомились и оформили Макса на гостевой режим. После первого визита к нам я его возвращала, а он чуть не плакал, хотел с нами остаться жить. Но с того момента в детском доме нам стали чинить препятствия. Директор вцепилась в него мертвой хваткой и под любым предлогом старалась нам не отдать. То сейчас шефы приедут, нельзя уезжать. То надо что-то там нарисовать, опять нельзя уходить. Вместо того чтобы отпускать к нам на выходные, устраивала все это. Я не ожидала, что детский дом может так себя вести, что люди могут закрывать ребенка, которому вот-вот исполнится 15 лет и у которого появился шанс уйти в семью. Дальше я подключила очень больших людей, и нам перестали чинить препятствия, даже на новогодние каникулы Макса отпустили. И вот он приезжает к нам с новым планшетом, еще с какими-то гаджетами, он на всех елках в Москве побывал, на всех новогодних шоу – понты просто невообразимые. А мы ему купили икеевский блок с кроватью, уже были готовы к тому, что он придет к нам в семью. Мы все, значит, возимся, ему кровать собираем, а он рядом сидит, играет в свой планшет и даже не думает помогать. Старший Никита бесится, а я ему говорю: «Так ты ему скажи, он просто не понимает». Свой 15-й день рождения Максим отмечал в нашей семье. Я исполнила его мечту, он очень хотел настоящую форму ЦСКА, и мы заказали для него с фамилией и его любимым номером. До сих пор, кстати, у моей подруги дома лежит футбольный мяч, который мы попросили подписать игроков из ЦСКА специально для Максима. И вот в последний день каникул перед возвращением в детский дом Максим сказал, что завтра сообщит решение, ему надо с кем-то там посоветоваться. А на следующий день он пишет мне сообщение: «Я остаюсь в детском доме». Звоню своей подруге, психологу, и говорю, что мне почему-то вообще ничуть не больно. А она: «Я тебе клянусь, это шок! Я тебя знаю». И действительно, на третий день меня накрыло так, что я начала рыдать без остановки. У меня стали отниматься руки, я начала хромать. Прошло несколько недель, прежде чем я смогла восстановиться.
А потом была история с Евой. Взрослых детей я уже боялась брать после случая с Максимом, но готова была принять ребенка примерно 3–7 лет. Евангелину нашла в базе. Смотрю, московский ребенок, блондинка с голубыми глазами, неизвестно по какой причине торчит в детском доме. Я звоню, и мне говорят: «Там такая тяжелая кровная мама, это просто невозможно!» Меня это не испугало, отвечаю: «Ничего, будем воспитывать вместе с мамой». Но мне отказывают снова, не дают направление на знакомство, хотя при этом говорят, что в выходные будет День аиста в приюте. И вот я еду, знакомлюсь с Евой. А направление на знакомство с ней, оказывается, уже выписано другой семье, причем после моего разговора с опекой! Мы с мужем идем в опеку и пишем, что если предыдущая семья напишет отказ, то мы Еву примем в свою семью. Заявление наше они принимают, просто не имеют права не принять. А дальше выясняется, что кандидаты согласны. И если суд завтра решит, что мать надо лишить родительских прав, то Ева идет на усыновление в другой регион. А если нет, то они рассмотрят вопрос о передаче ребенка нам, чтобы мы ее воспитывали вместе с мамой. Нужно сказать, из 10 кандидатов, которые хотели удочерить Еву, мы с мужем были единственными, кто готов был поддерживать ее связь с кровными родственниками, и при этом опека нас так бесцеремонно отбросила. Я была крайне возмущена. Зашла на сайт суда, выяснила, в какое время будет рассматриваться дело. И на следующее утро уже была на заседании. Подошла к Ире, это родная мама Евы, но она меня испугалась. Она очень хотела восстановиться, прошла даже химическую очистку крови, но ума совершенно нет – постоянно хамила в суде. Я в перерыве подошла, объяснила, как надо общаться с судом: «да», «нет», «не знаю». Судья поинтересовался, кто я такая. Я объяснила, что кандидат в опекуны девочки и готова помогать маме. В общем, судья восстановил Иру в правах. Через месяц ей нужно было забрать решение суда и после этого уже забирать дочку из детского дома.
Проходит несколько дней, мне звонят из приюта, где мы с мужем проходили ШПР, говорят: «Есть девочка сохранная, красавица, ей 5 лет – как вы хотели». Я приезжаю и знакомлюсь с Викой. А параллельно вижу двойняшек, по которым мы с опекой уже раньше имели разговор, но мне тогда сказали, что их скоро мама заберет. А на деле ничего не вышло, они до сих пор сидят в приюте. Причем Аришка, одна из двойняшек, виснет на мне, никак не хочет уходить. А Вика, девочка, к которой меня направили, наоборот, гордая такая, на контакт никак не идет. И меня снова начинает выкручивать изнутри, я еду в опеку по поводу двойняшек, предлагаю забрать детей. Они не дают – говорят, у них мама восстанавливается. В общем, с двойняшками, как и с Евой, ничего не получается, и тогда я мозгами понимаю, что надо идти и стараться налаживать контакт с Викой. Стала навещать ее, и очень быстро по отношению к Вике у меня появилось чувство привязанности и желание ее защитить. Я снова начала читать всю мыслимую психологическую литературу, готовилась к приходу ребенка.
И вот я приехала в опеку, сказала, что мы готовы забирать Вику. Что тогда-то был суд, что маму ограничили, и мы готовы забрать ребенка. А они в отказ, пока официально суд не выпустит решение о лишении или ограничении, ребенка не отдадим. Я говорю: «А зачем вам лишение? Есть же предварительная опека». Но мне отказали, просто не приняли документы, и все. Только после того как я потребовала сделать письменный отказ и предупредила, что буду жаловаться конкретному человеку в Департаменте соцзащиты, а заодно в прокуратуру, специалист пошла на попятный. Но через некоторое время опять звонок: «Я проконсультировалась со своим начальником, и она сказала, чтобы я написала вам отказ. Мы действуем в рамках законодательства, пока решение суда не вышло, мы ничего не можем сделать». В общем, я уже приготовилась к борьбе, Лена Ложкомоева, юрист клуба «Азбука приемной семьи», помогла мне составить письмо в прокуратуру. Я уже думала, что сейчас начнется! Но так вышло, что в этот же день из СРЦ в опеку прислали решение суда о лишении прав. То есть оно уже было, когда мне пытались дать от ворот поворот, просто им было лень проверить, не говоря уж о том, чтобы поехать в суд и забрать. В общем, началось все и закрутилось. А пока не было всех нужных бумаг, я предложила забрать Вику домой на гостевой. В общем, познакомились мы с Викой в конце марта, а забрать смогли только в конце мая. На этот срок ожидания выпал день рождения Вики, 16 апреля. И если бы не высокопоставленная чиновница из региональной базы данных, которая разрешила опеке отказать нам во временном помещении ребенка в семью, дочь отмечала бы день рождения у нас, а не на скамейке туберкулезного диспансера, куда помещают детей из детских домов и приютов без особых медицинских показаний.
В день, когда мы забирали Вику домой, мне позвонила Ира, мама Евы, рассказала, что решение суда она получила и теперь дочку забирает. Я познакомила Иру с фондами, с которыми сама общаюсь, попросила их, чтобы ей оказали помощь. В общем, старалась не выпускать из виду. Но потом выясняется, что ей не отдали дочь – юрист из Дома ребенка подала апелляцию. После этого Ира выключила телефон и пропала. Я до нее умудрилась дозвониться только на следующий день, сказала ей, что могу забрать Еву к себе и у них появится возможность общаться. Но она как закричала в ответ, обвинила меня во всех смертных грехах! И что я «тварь», и что «хотела Еву с самого начала». Проклинала нас с мужем, как только могла, хотя единственной нашей целью было помочь ребенку расти в семье. Мы же всегда говорили, что готовы поддерживать контакт ребенка с кровной мамой, и готовы были вернуть Еву ей, как только это станет возможно. В общем, я положила трубку и позвонила в опеку. Если ситуация сложится так, что Еву нужно будет забрать, мы заберем, но думаю, у опеки Коньково были свои планы, слишком темная там история, и тянется она уже больше двух лет.
