– Ты повзрослел, мальчик. Теперь ты мужчина.
Он покачал головой. Не уверен.
– Да, ты девственник, – продолжала гадалка безжалостно. – Но все равно – мужчина. Ты говоришь, как мужчина, смотришь на женщину, как мужчина. Ты вырос.
– Я всего лишь побывал в бою.
– Я до сих пор не верю, что это был Георгий. Гоша, надо же.
В палатке стоял сладковатый запах алкоголя. Гадалка плеснула себе в кружку, не стесняясь Артема, выпила. Он дернулся, остановился. Сел обратно. Нельзя вмешиваться.
Лахезис кивнула.
– Да, ты вырос. Скажи мне снова, что любишь меня. Даже если это будет неправда.
– Я люблю тебя.
Лахезис вздохнула, и словно на миг захлебнулась воздухом.
– Ты лжешь, малыш. Но я рада, что я снова это слышу. Эти слова бальзам для души любой женщины. Ими можно воскрешать мертвых.
– Мне нужно идти, – сказал Артем. Поднялся.
– Ты не зайдешь к ней?
Он подумал и покачал головой.
– Не хочу ее вовлекать.
– Ты уверен? Я могу позвать ее.
Артем выпрямился. Нет, решено. Ему нельзя задерживаться, нельзя подставлять других. Это его выбор.
– Не надо. Спасибо.
* * *
«Изюбрь», – подумал он. Странная девушка. С румянцем, цветущим на щеках, как вспышка ядерного взрыва. Он все еще продолжал думать о ней, когда его остановил патруль.
Офицер в камуфляже, с ввалившимися худыми щеками, небритый. Рядом – два солдата. Все с автоматами.
– Документы, пожалуйста.
Артем вздрогнул. Чертов идиот, расслабился! Он аккуратно сунул руку в нагрудный карман, где лежали документы на имя лейтенанта Оберюхтина, но там было пусто. «Кажется, я переложил документы в сумку, перед тем как зайти к Лахезис…» Артем мысленно выругался.
Он вспомнил, что забыл сумку в палатке госпиталя.
– Кажется, я их оставил… Я могу принести, – он запнулся. Нельзя вести их к Лахезис!
Пауза. Вокруг начал собираться народ. Обидно, а ведь он почти добрался до своей части. Артем заметил несколько знакомых лиц в толпе. Циркачи!
– У меня… нет документов.
– Вы арестованы, – сказал офицер. – Положите оружие на землю и поднимите руки.
– Что? – Артем даже не понял. Это что, шутка? Какое оружие?
– Арестованы, – повторил офицер. – Берите его.
Два солдата двинулись к Артему. Тот все еще стоял, не в силах собраться.
Один из солдат, кряжистый, взял Артема за правое запястье. Второй, сутулый, ухватил за локоть. Парень почувствовал, как жесткие пальцы впились ему в предплечье.
– Пошли, ну! – сказал сутулый.
Инстинктивно, без четкой мысли, Артем присел, крутанулся вокруг своей оси и мягко вынырнул вверх.
Алле-оп! И готово.
Он был свободен. Солдаты, схватившись друг за друга, повалились на платформу. С матом расцепились, вскочили…
Аплодисменты. Редкие, жесткие, отрывистые.
Артем поднял голову. Только один человек хлопал – с усилием, словно сминая между ладоней воздух. Человек, которого здесь не было, и быть не могло. Человек, который сейчас умирал за несколько станций отсюда, на койке полевого госпиталя…
Питон.
Светлые равнодушные глаза его смотрели на Артема. На клоуна Мимино. В глазах был намек. «Артист умер. Да здравствует Артист».
«Ну же, соображай». Время идет. Солдаты вот-вот подойдут. Бежать некуда. Что же делать? Чего Питон от него ждет?
Артем сделал сальто назад и изящно раскланялся. Как и положено клоуну – чуть преувеличенно, но грациозно. В толпе засмеялись. Он слышал, как сзади ругаются солдаты.
– Мимино, лови! – крикнули ему. Артем увидел Жантаса – акробат бросил ему один за другим три желтых теннисных мячика. Грязных и засаленных, но таких знакомых. Артем поймал мячики, кивнул Жантасу. «Спасибо, брат», и начал жонглировать. Он спиной чувствовал, как солдаты приближаются…
Но прежде чем они подошли – аплодировали уже все. И уцелевшие в бою циркачи, и просто зеваки. И даже военные из других частей. «Браво!» – крикнул кто-то.
– Да ты, я смотрю, тут национальный герой, – язвительно произнес офицер.
В следующее мгновение ему жестоко завернули руки за спину. Артем застонал сквозь зубы. Мячики раскатились по серой платформе.
Толпа недобро загудела.
– Отпустите его!
Офицер достал из кармашка потрепанной рубашки удостоверение. Поднял над головой, не раскрывая.
– СМЕРШ, – пронеслось по рядам. – Смерть шпионам.
– В чем он виноват? – снова голос из толпы.
– Мы разберемся.
– Да щас, – Гудинян вышел вперед. Артем удивился. Обычно трусоватый фокусник вдруг стал решительным и смелым.
Хотя… Артем усмехнулся… Юра все равно отчаянно трусил.
– Разбирайтесь прямо перед нами, – потребовал Гудинян. – А то пропадет человек, и поминай, как звали. Знаем мы такое. Он наш. Мы его не оставим.
– Точно, – циркачи загудели, заговорили разом. Словно то, что Гудинян набрался смелости, делало всех остальных раза в три храбрее и сильнее. – Он наш, цирковой.
Артем выпрямился. Надо же. Неожиданный момент для гордости. Но ощущения все равно – потрясающие.
– Он арестован, как дезертир. Дело будет разбираться военным трибуналом. Это ему еще повезло.
Рука офицера потянулась к кобуре. Гудинян усмехнулся – как-то странно, желчно. Иногда Артем забывал, что фокусник гораздо старше его самого. Тридцать с чем-то лет. Почти старик для метро. Он родился еще до Катастрофы.
Гудинян взмахнул рукой.
– Скажи: абра-кадабра!
Офицер заморгал.
– Что?
В руке Гудиняна оказался пистолет. Черный, блестящий. Офицер неверяще смотрел, рука дернулась к кобуре… Пустая!
– Блядь! – офицер вскинул голову. – Пистолет верни, дебил.
Солдаты наставили автоматы на Гудиняна. Фокусник усмехнулся, продолжая играть пистолетом. Перекидывал его из руки в руку, вертел на пальце. Быстро, ловко, красиво. Артист.
– Юра, – негромко позвал Артем. Сделал шаг к фокуснику, поднимая руку. – Юра, не надо.
Циркачи вдруг надвинулись со всех сторон. Солдаты растерянно оглядывались.
– Юра, верни оружие. Хватит играться.
Артем поймал взгляд Гудиняна и покачал головой. Не надо. Хватит на сегодня жертв. Фокусник помедлил. Затем перекинул пистолет рукоятью вперед и протянул офицеру.
Артем кивнул. Оглядел родные лица циркачей. Они ловили его взгляд и кивали ему – да, брат. Мы с тобой, брат. Держись, брат.
