– Орел, – поправил Артем.
– Что?
– Меня зовут Орел.
Питон подумал и кивнул.
– Орел? Ты прав. Ты заслужил это имя.
Артем кивнул. Но почему-то ожидаемой теплоты от того, что его назвали, как положено, – не было.
Возможно, потому… Артем помедлил. Затем сказал:
– Питон?
– Да?
– Можешь называть меня Мимино. Это мое сценическое имя.
* * *
Военный трибунал сделали публичным и показательным. В назидание будущим дезертирам, видимо. Крошечный зал набился под завязку. Артем видел перед собой десятки чужих лиц.
Из трех судей двое были инженеры, белая кость Сенной, третий, председатель – какой-то полковник из приморцев. Все его так и называли: Полковник. Очень оригинально. Был он в камуфляжной куртке, седой, вечно прищуренный и деловито-хмурый. Словно Артем своим поведением помешал ему разбирать действительно важные дела.
«Чем все эти полковники командуют? – Артем хмыкнул. – Чем?»
Интересно, в метро наберется сейчас хотя бы один полк? Как в старые времена?
Или это почетное звание?
Ничего интересного в трибунале не было. Простая формальность. И обвинитель, и защитник (какой-то майор) говорили так скучно и уныло, словно дело шло не о жизни и смерти, а о выдаче двух пачек брезента со склада. Артем смертельно скучал, сидя на своей скамье. Слава богу, заняло это всего ничего. Полчаса унылого бубнежа с бумажек.
Наконец, председатель суда зачитал приговор:
– Признать виновным по всем пунктам обвинения… в такой момент… особо тяжкое преступление… трусость… дезертирство… карается… Никаких смягчающих обстоятельств суд не нашел…
Тишина стояла гробовая.
– Приговаривается к расстрелу, – закончил полковник. Пауза. Артем подумал: вот оно, окончательное решение. Ему вдруг стало все равно, словно эти люди были по другую сторону стекла. В другом мире.
– За что?! – закричали из зала. Одинокий голос.
– Увести арестованного, – приказал судья. Солдаты двинулись к Артему…
– Подождите, – Артем поднял голову. – Стойте! Я имею право на последнее слово.
Глава трибунала, седой полковник, нахмурился.
– Это вам не цирк, подсудимый! Не позволю!
– Да уж вижу, – спокойно сказал Артем. – В цирке, по крайней мере, была хотя бы видимость справедливости.
– Молчать, сопляк!! – полковник уже кричал. Слюна летела, долетала до зрителей. – Молчать! Караул, увести его!
– Нет, – сказал вдруг незнакомый майор. Он подошел к полковнику, онемевшему от такой наглости, и шепнул пару слов. Полковник спал с лица.
Затем поднялся.
– Выяснились новые обстоятельства дела! Суд удаляется на совещание.
Молоток ударил: бум.
* * *
– Нет, я сказал, – Тертый плечом уперся в желтый шкаф. Дерево рассохлось, лак давно облупился. При движении плечом петли поскрипывали. Шкаф годов пятидесятых, мощный.
Смершевец покачал головой. «Как с вами трудно», – подумал Тертый.
– Не вы отдаете мне приказы, – сказал Лесин.
– Это верно, – кивнул Тертый. – У нас типа демократия. Поэтому мы только говорим-говорим и ни фига не делаем.
– Собирайте Совет, если хотите. Но это дело военной разведки.
Тертый помедлил. Потом сказал:
– Не буду.
– Что, простите? – контрразведчик заморгал.
– Не буду собирать Совет, – сказал Тертый. – Я передумал. Расстреливайте парня, дело ваше.
– Но… – смершевец не ожидал такой быстрой уступки от обычно несговорчивого главы Сенной.
– Вы слышали. У меня нет возражений. Вы вынесли приговор. Зачем я буду мешать? Это не мое дело.
Смершевец никак не мог понять, в чем тут подвох. Он с подозрением всмотрелся в глаза Тертого.
– И ничего взамен?
– Ничего.
* * *
Суд вернулся с совещания. Затем приговор был зачитан заново.
Несмотря на ярость полковника, новый вариант оказался неожиданно мягким. Не расстрел, как того заслуживал дезертир, убивший собственного товарища…
А всего лишь дисциплинарная часть. Надолго. Но ведь не навсегда.
– Срок искупления будет определен дополнительно…
Артем выслушал приговор равнодушно, едва понимая, о чем говорят. Расстрела не будет? Что ж…
Он сам удивлялся собственной отрешенности.
– Почему? – в итоге спросил он.
– Скажи спасибо, что спасли, – негромко сказал майор из СМЕРШа. – Там, наверху, принято такое решение.
– Что спасли? – тупо спросил Артем.
– Твою жизнь, придурок. Вояки собирались тебя расстрелять. Неужели не дошло?
Артем дернул подбородком, надменно выпрямился.
– Обойдусь без подачек.
– Придурок, – повторил смершевец. Вздохнул: – Парень, ты действительно думаешь, что мы не знаем, что там произошло? Думаешь, мы ничего не знаем о Пожирателе, а?
За время следствия и суда Артем и словом не обмолвился о Пожирателе, Питоне, Парнасе, Лахезис. Зачем?
Все мертвы. Гоша мертв. Пожиратель мертв.
Все кончено.
Питон умирает. А Лахезис и циркачей нужно обезопасить. Как бы их не принялись мурыжить, проверяя, кто еще является носителем…
– Мы знаем, – сказал майор. – Как тебе эта мысль, а?
Мысль не радовала.
В последний момент, когда его уводили, Артем обернулся. Изюбрь и Лахезис, две разные женщины, стояли и смотрели ему вслед, не отрываясь. Словно могли его потерять, если отведут взгляд хоть на мгновение.
Он кивнул им.
Потом его привели в какое-то помещение. Там было накурено и холодно, пол залит тонким слоем воды. Артема посадили на стул. Здесь он успел соскучиться и даже поспать – сидя. Затем его снова подняли и повели. Он шел, зябнул и зевал на ходу. Колени едва сгибались от усталости. Идешь словно на ходулях. Наконец, его втолкнули в тесную каморку с голыми стенами. Из мебели тут была только железная двухъярусная кровать, ржавый бачок для испражнений и умывальник над крошечной раковиной.
Под потолком горела вполнакала лампочка. Электричество, надо же. Роскошь.
Когда дверь за ним со скрежетом закрылась, Артем повернулся и некоторое время смотрел на облупившийся металл. Кто-то выцарапал на двери надпись «Справедливости нет».
Мертвая тишина.
Артем повернулся, подошел и упал на койку. Скрип ржавой сетки.
