Они выбежали на набережную. Остановились. Хриплое дыхание. Стук сердец.
Скинхед оглядел своих.
– Все живы? Комар, что там?
– Чисто, – откликнулся тот.
– Все, – Убер устало оперся на гранитную тумбу. – Оторвались, похоже. Чтобы я еще раз пошел через эту древесную хрень!
Герда измученно кивнула.
«Это как грибница, только корни наверху, а не под землей», – подумала Герда.
И, слава богу, что эта штука была на последнем издыхании. Иначе поймала бы людей, переварила – и пополнила бы свою коллекцию черепов.
Как делала годами с забредавшими сюда мутантами и сталкерами. Поляна с черепами стояла у Герды перед глазами. Мертвый лес, пожирающий всех.
Жуть какая.
– До чего город довели, ироды! – пожаловался Убер. Герда даже не смогла засмеяться, только вздохнула. Они пошли по Дворцовой в сторону Английской набережной и Благовещенского моста. Гранит под ногами казался поистине подарком судьбы. Твердая земля, открытое пространство. Снег и метель.
Красота.
Занесенная снегом Сенатская площадь. Медный всадник посреди белой поляны. Герда усилием воли подняла голову. Громада Исаакия – огромная, зловещая, излучающая гранитный холод, высилась за черной стеной Александровского сада.
– Привал, – сказал Убер. – Так. Остаемся пока на набережной.
– А веганцы? – спросила Герда. Она вдруг с ужасом поняла, что о веганцах они почти забыли. А «зеленые» где-то рядом. Если, конечно, лес их не съел.
– Комар?
– Чисто, – сказал владимирец. Он все еще слышал голоса. «Еда, еда». «Голод, голод». Трещал лес.
– Отдых десять минут. Потом пойдем.
Адмиралтейская набережная, Спуск с вазами, две минуты спустя
Передышка.
Благославен тот, в чьей руке власть. Пот заливал глаза, спина стала мокрая. Ахмет присел, чувствуя, как дрожат ноги. Усталость. Ненависть. Злость. Ярость.
Зачем их понесло в чертов лес?!
Ахмета передернуло.
Одни придурки вокруг. Даже эта красивая дура смотрит на него с презрением.
«Почему я должен убегать из-за них от банды «зеленых»?! Если бы не эти придурки со своим Эрмитажем, я бы с ними даже не встретился. Я был бы уже на станции».
Он помотал головой, застонал сквозь зубы. «Ненавижу. Как я вас всех ненавижу. Идиоты».
Но как выбраться? Сначала он думал отстать во мраке Александровского сада… Плохая идея, это точно. Ахмета передернуло.
У него нет оружия, вот в чем проблема. Без оружия на поверхности делать нечего.
И вдруг он увидел.
Прогулочный катер. Выглядит как маленькая баржа. Ржавая. Как еще только на воде держится…
Что-то шевельнулось у него в затылке. Какая-то мысль… Он помедлил, стараясь не сбить настрой, не дать мысли истаять без следа.
Что-то связанное со львом. И прыжком в неизвестность.
«Львы прыгают, когда захотят». Откуда это? И вдруг Ахмета озарило. Конечно!
Пока компания негромко переговаривалась, переводя дух и собираясь с силами, Ахмет поднялся. Сделал шаг, другой…
– Ты куда? – повернулся Убер.
– Отлить, – сказал Ахмет. – Что, нельзя?
Он подошел к гранитному постаменту, сделал вид, что расстегивает химзу. Черная каменная ваза, растрескавшаяся от времени и непогоды, нависала над его головой. А там, ближе к Эрмитажу, каменные львы уставились над серой гладью Невы на тот берег. На Васильевский остров. Ахмет оглянулся и увидел выцветшие фасады зданий на противоположном берегу. Вот бы сейчас оказаться там, подальше от этой компании неудачников!
Но нужно искать другие пути. Думай, Ахмет, думай. Ты умнее их всех.
Одно можно сказать точно: если он заявится с этой компашкой на Адмиралтейскую, он мертвец. «Вот он, пропавший царь Восстания, берите». Пока все думают, что Ахмет Второй мертв, – он в относительной безопасности.
Чертова Илюза с ее Близнецами. «Может, она меня просто запугивала? – подумал он в очередной раз. – И никаких Близнецов нет?»
Баржа все ближе. Кажется, она пройдет рядом с берегом. Ахмет попытался рассмотреть, что там, на суденышке. Ряды сидений, ободранные, переломанные. Какой-то хлам на палубе. Ржавый якорь. Спасательный круг с выцветшей надписью…
Еще ближе.
Ахмет медленно поднялся, стараясь не привлекать к себе внимания. Посмотрел на серую гладь Невы – реку морщило ветром, мелкие волны несли баржу. Ахмет сглотнул. Если мысленно продолжить путь баржи, то он пройдет в каких-то нескольких метрах от набережной. От него, Ахмета.
«Я сам выбираю свою судьбу». Бывший царь аккуратно вскарабкался на парапет. Ощупал руками в перчатках холодный, шершавый камень. Подтянулся, закинул ногу. Встал. Теперь он был уже выше остальной компании. Он стоял на каменном барьере и смотрел на них сверху – как каменный лев. Таджик неожиданно поднял голову и увидел его… Ахмет замер. Таджик помедлил и отвернулся. Ему все равно, понял Ахмет. Какое облегчение. Какое, на фиг, блаженство – быть никому не нужным.
«Я – царь», напомнил он себе.
«Ты отказался от своего царства. Тебя больше нет», – голос Илюзы.
Сучка, сучка, сучка.
Баржа была уже близко. Если они пробудут здесь еще несколько минут, план вполне может сработать. Лишь бы…
Убер крикнул:
– Ахмет! – чертов скинхед быстро соображает. – Стой, идиот!
Ахмет приготовился. Мысленно измерил расстояние до баржи. Еще немного, еще пару метров. Течение несло суденышко мимо парапета. Ахмет пошел по гранитному барьеру, балансируя руками. Не хватало еще поскользнуться и упасть.
– Ахмет, не делай этого! – закричали сзади.
«Теперь я опять Ахмет», – подумал он и тут же отогнал эту мысль, как мешающую, ненужную. Баржу снесло еще метра на три к набережной и развернуло под углом, носом к левому берегу. Ахмет видел серый водоворот рядом с бортом баржи. На палубе валялись спасательный круг с полустертой надписью «Арго» и обломки деревянных перил. Мотки каната, пластиковая детская игрушка. Баржа сидела в воде с легким креном, словно подтопленная. Вообще удивительно, что спустя двадцать лет она еще держится на плаву… А если она утонет? – Ахмет заставил себя не думать об этом.
Вот, еще чуть-чуть. Ахмет прищурился. Давай, еще…
– Ахмет! – снова закричали за спиной. Уже гораздо ближе.
Баржа вздрогнула, словно услышала этот крик. И вдруг начала удаляться от берега.
Черт! Сейчас. Ахмет выпрямился резко, как пружина. И – взлетел…
«Интересно, она не развалится?» Мысль была запоздалой, под ногами бывшего царя пролетала серая гладь Невы. Следующая мысль ударила панической нотой – что, если я уже не долетел?
