– Вау, – сказал женский голос после паузы. – Просто вау. Целый золотой запас. Откуда?
– Вот у этого было.
С Ахмета сорвали повязку, безжалостно ободрав правое ухо. Свет ударил в глаза, царь зажмурился. Черт, слезы. Глаза резало, как ножом.
Ахмет с трудом проморгался. Перед ним были люди, одетые как гнильщики, может, чуть чище. И без обычной для тех тошнотворной вони.
Около раскрытой сумки, спиной к царю, стояла девушка в застиранном армейском камуфляже, с кобурой на поясе. Ахмет моргнул. Это она!
– Надо же… какие люди, – протянул Ахмет с издевкой. Девушка замерла. Повернулась.
Илюза стала еще красивее… Нет. Ахмет решил, что с того раза, когда он видел ее в последний раз, она похудела и подурнела. Но потом понял, что все равно хочет ее до одури.
– Ты? – темные глаза Илюзы широко распахнулись. – Но… – она перевела взгляд на сумку с патронами и медикаментами. Лицо ее дрогнуло. – Теперь понятно, – протянула Илюза со странной интонацией. – Царь Ахмет Второй. Трус и вор, достойный отца. Ограбил свой народ и сбежал. Как это на тебя похоже.
– Я, – начал Ахмет. – Я все объясню…
– Заткнись!
Скрипнула дверь. Появился коренастый, бородатый, в жилетке засаленным мехом наружу, повстанец. Лохматый сплюнул на пол и почесал задницу. Красавчик просто.
– Кто-то убил коменданта приморцев, – сказал лохматый Илюзе. – Представляешь?
– «Зеленые»?
– Сомневаюсь. Может, у кого-то из наших хватило смелости…
Вот он, момент истины.
– Это я, – сказал Ахмет. Его вдруг охватило предчувствие близкой беды, и, одновременно, триумфа. Сейчас она поймет, эта непокорная, упрямая дурочка… Сейчас она сообразит, насколько он был хорош. Всегда и во всем.
Илюза повернулась к царю. Он понял, что всецело – наконец-то! – завладел ее вниманием.
– Что ты? – спросила она недоверчиво.
– Это я убил коменданта приморцев.
– Что-о?
Ахмет усмехнулся.
– Пустил ему пулю в лоб. Прямо в точку.
Она медленно опустила пистолет. Подошла ближе, встала перед стулом. Ахмет увидел изгиб ее бедра, сглотнул. Сейчас он хотел ее мучительно и страшно… Он хотел ее, как хотел всегда.
Предельно.
Илюза склонила голову на плечо – волна роскошных черных волос, стянутых в узел, мотнулась. Илюза заглянула Ахмету в глаза, помедлила. Он близко увидел ее темно-карие, почти черные глаза. Красивый вырез, кошачий.
– Ты?!
– Да.
Молчание.
– Тогда ты не предатель, – медленно произнесла Илюза, разглядывая Ахмета с каким-то новым чувством. Выпрямилась, расстегнула ремешок кобуры. – Нет, не предатель…
Ахмет понял, что сейчас случится. Но среагировать не успел…
Илюза выхватила пистолет. Черное дуло смотрело в лицо Ахмета.
– Что?! – он дернулся, но веревки держали крепко. Стул заскрипел.
– Ты хуже, – сказала Илюза. Большим пальцем взвела курок. Щелк.
От этого негромкого металлического звука Ахмету стало жутко, как никогда в жизни.
Кроме того выхода на поверхность вместе с отцом, конечно. Ахмет вздрогнул. Впрочем… как это вообще можно сравнивать?
«Я не хочу умирать. Не хочу. Не хочу».
Холод и лед ружейного металла.
Ходячая двуногая гигантская смерть. И эта… девчонка. Сучка. «Не хочу».
– Слышишь?
И Ахмет понял, что сейчас умрет. Благословен тот, в чьей руке… Царь закрыл глаза, приготовился. Он забыл, что там дальше. Коран вылетел из головы, весь, целиком – как пуля. Ни слова не осталось.
Закрыл глаза и снова увидел – как тогда в детстве, на поверхности…
Тварь из тумана. Громадная двуногая фигура, с головой на уровне четвертого-пятого этажей, идет по улице. Треск и грохот, лопнувшие стекла, раздавленные машины. Если бы маленький Ахмет мог рассказать, о чем он тогда подумал…
«Интересно, где у него руки?»
Проход между домами наполнился грохотом. Крррак. Бух.
Великан раздавил очередную машину. Отец закричал зло и яростно, и потянул маленького Ахмета за собой… И вот они бегут… В следующий миг холодный металл коснулся лба, и Ахмет открыл глаза.
Он снова был в каморке, пахнущей сыростью и убийственной свободой. А к его голове приставлен пистолет.
– Готовься к смерти, царь, – сказала Илюза.
Глава 12
Цирк
Перегон Московские ворота – Электросила, 10 ноября 2033 года
Цирк все дальше уходил от фронта на юго-запад города. Здесь, на дальних станциях, войны словно и не было…
И все же она была. Совсем рядом. В лицах женщин, в глазах детей. В отсутствии мужчин на станциях… В суровых проверках, которые стали еще суровее.
В том, как люди, приходя в цирк, жадно веселились, словно в последний раз.
От войны никуда не денешься. Но можно забыть о ней хотя бы на то время, пока идет представление…
На Электросилу их долго не пускали. Циркачи с повозками и баулами ждали в тоннеле перед блокпостом. Питон с еще одним циркачом ходили договариваться с местными властями, но что-то долго не склеивалось. Охрана блокпоста вела себя нагло и расслабленно. Питон уходил и возвращался, становясь все мрачнее с каждым разом. Уносил с собой какие-то мешки. Его замедленные гипнотические движения стали стремительнее и резче, словно он вот-вот набросится на кого-нибудь в молниеносном прыжке.
И этому кому-то будет точно несдобровать.
Но Артем всего этого не знал. Он уже привык к прозвищу «шнурок», «салага» и «оболтус», привык к ежедневным занятиям с Акопычем, привык к метле и швабре, лопате и канатам. Привык делать все и – отдавать каждую свободную минуту занятиям. Неважно, устал Артем или нет – Акопыч, старик, жевавший кашу последними уцелевшими зубами, словно кролик, был неумолим. В минуты тренировок он скорее напоминал не кролика, а тигра в помеси со стаей Павловских собак.
Каждое утро, перед занятиями, старик повторял как мантру:
– И сказал он: я буду учить вас, а вы будете учиться. И сказал он: а кто попробует уклониться, того буду бить хворостиной и жечь раскаленным железом, пока не вразумится он или пока не умрет. Так сказал некто, кого ты счел достойным наставлять нас.
Пока цирковой караван ждал в тоннеле, они с Артемом нашли закуток, затеплили карбидку, расстелили тонкий старый мат и начали репетицию.
Акопыч был сухонький, сосредоточенный старик с живым морщинистым лицом и цепкими руками. Именно этим руками он бил по шее Артема, когда замечал, что тот клюет носом… или не прилежен… или хочет заниматься чем-то другим.
