Цветные сполохи. Сладость. Наслаждение.
– Питон нас убьет. Сначала меня, потом тебя… – пробормотала она. – Пусть, пусть.
Сладость. Горечь. Вспышки в глазах.
Пощечина. Звонкая, как выстрел. Артем отшатнулся, щека горела огнем. Дикая его натура вспыхнула пламенем, кровь вскипела. Он сжал кулаки. Вскочил на ноги, отступил на шаг.
– За что? – сказал он.
Лахезис засмеялась. От ее смеха по коже пошли мурашки.
– Глупый-глупый мальчик. Но такой красивый. Такой милый.
Мальчик?! Артем усилием воли заставил себя сдержаться.
И тут он понял, что она чудовищно, безобразно пьяна.
– Ты думаешь, я пьяна, мальчик? – она прочитала это в его глазах. – О, да. Я пьяна. Но еще я искренна. Знаешь, мальчик, как мне здесь душно?! О, ты не знаешь! Ты ничего не знаешь. Питон… Это он меня душит. Он такой, прекрасный, сильный, заботливый, все сделает, все проблемы решит. Он такой – мечта. Душная слепая мечта каждой женщины.
Знаешь, сколько раз я решала бежать от него? Сотни раз. Но ничего не получилось. Наверное, мне просто не хватает смелости.
Она смотрела на него темными глазами, полными страха и тоски.
– Потому что он найдет меня и убьет. Я знаю. В нем это есть. Он тоже в своем роде Пожиратель, наш Питон. Вроде того, что схватил меня на Парнасе. Только объятия его ласковей и – крепче. И он никогда не отпускает свою добычу. Можешь поверить. Ты в этом еще убедишься, мой мальчик. Убедишься. А теперь иди. И забудь меня. Слышишь?
Артем вышел из палатки гадалки, остановился. Теперь он хотел пойти и умереть. Как угодно, лишь бы сдохнуть. Лишь бы она пожалела, что так обошлась с ним. Лишь бы…
Он все еще ощущал, как горят губы от поцелуя. И ее запах… он был вокруг него, впитался в одежду, в волосы, в кожу. Артем покраснел. Что, если сейчас каждый поймет, что он целовался с гадалкой?
А что, если это поймет Питон?
«Он тоже в своем роде пожиратель», вспомнились слова Лахезис.
Плевать я хотел, подумал Артем упрямо. Плевать я на него хотел. На все его угрозы.
Поцелуй жег губы, словно напалм. Прожигал насквозь.
Как пьяный, натыкаясь на вещи и людей, он добрел до стены и уткнулся в нее лбом, чтобы остудить жар.
«Он убьет нас. Сначала тебя, потом меня». Слова Лахезис. Нужно бежать отсюда. Но согласится ли гадалка? И как это вообще провернуть? И эта пощечина…
Артем сжал зубы до скрипа.
– Черт! Черт! Черт! – он ударил кулаком в стену. Бетон глухо отозвался.
Он поднял голову и вздрогнул, увидев, что маленькая акробатка наблюдает за ним. Значит, она все видела? И все слышала?!
Уши словно раскаленные. Того и гляди, зашипят.
– Значит, ты здесь из-за нее?
– Не твое дело, – буркнул он. Отвернулся.
Лана помедлила.
– Ты ее любишь? – спросила наконец.
Артем не ответил.
– Значит, любишь, – миниатюрная акробатка насмешливо вздохнула. – Мужчины, когда любят, всегда об этом молчат.
* * *
– Я сегодня буду выступать, – сказала Изюбрь. – Ты… придешь посмотреть?
Артем почесал затылок. Отставил в сторону метлу, с которой уже свыкся, как с родной, и – оглушительно чихнул. Раз, другой.
– Извини, – сказал он. И тут же чихнул еще раз. На глазах выступили слезы. Проклятая пыль!
– Будь здоров.
– Ага, спасибо. Я постараюсь, – он помедлил. – Но я, наверное, буду помогать рабочим.
– А-а.
Изюбрь замолчала, словно забыла, что еще хотела сказать.
Артем почувствовал себя виноватым. Он отставил метлу и шагнул к девушке.
– Извини. Я… ну, я действительно постараюсь, хорошо?
Они вдруг замерли – когда поняли, что оказались слишком близко друг к другу.
– Ты… не бери в голову… – сказала Изюбрь и умолкла. Неловкое молчание. Напряжение.
И тут в их компании появилась третья.
Лана, воздушная гимнастка. Наглая и независимая. Вся в блестках. Бесцеремонно вошла в палатку и сложила руки на груди. С ехидной усмешкой оглядела обоих.
Артем почувствовал легкий привкус досады. Отступил от Изюбря.
– Слышала, ты опять с Питоном спорил? – акробатка была в голубом обтягивающем трико, тонкая ткань облегала ее тонкую фигурку. Очень плотно. Слишком плотно. Артем увидел ее соски и отвел глаза. Красиво. Завораживающе. Стыдно, черт. Взгляд все норовил вернуться…
Артем дернул головой. Потом кивнул.
– Да, поспорил.
– Смелый ты.
Прозвучало скорее как «ну, ты и идиот». Артем моргнул от неожиданности. Открыл рот, но сказать было нечего. Идиот, конечно. Кто сомневался.
– Он меня выгонит? – спросил Артем.
Акробатка пожала худенькими плечами. Игриво улыбнулась Артему и подмигнула. Изюбрь вдруг вспыхнула, как ядерный взрыв. Миг – и она убежала.
Акробатка посмотрела ей вслед и снова повернулась к парню.
– Не обижай ее.
Артем в первый момент не понял, что она имеет в виду.
– Что? Какое мне до нее дело?!
– Не знаю, может, никакого. А руку под подол ей запустил, я сама видела.
Что?! Артем задохнулся от возмущения. Акробатка Лана показала ему язык. Язык был нежно-розовый, как у ребенка. Выскочила из палатки вслед за Изюбрем.
– Врешь! – крикнул он вслед в бешенстве. Но было уже поздно, акробатки и след простыл. Только колыхнулся клапан палатки.
«Запустил руку? Под подол?» Артем все никак не мог прийти в себя. Что это было? Такое обвинение? Гнусная клевета.
Или… Артем помотал головой. Да нет, ерунда.
Может, это ревность?
Ха-ха. Два раза. Очень смешно.
* * *
После дневной репетиции – обед.
Артем никак не мог наесться. Он выхлебал варево, закусил галетой. Захрустел, наслаждаясь, запил сладковатым теплым чаем. Эти дни он уставал так, что, казалось, кусок не полезет в горло… Но это иллюзия. Стоило впихнуть в себя первую ложку, голод просыпался. Артем ел, ел и ел, сколько давали. До крошки. И все равно выходил из-за стола полуголодным.
Растущий организм, сказал старик Акопыч.
К чему его готовят, Артем до сих пор не понимал. Кто он будет? Жонглер? Но зачем тогда занятия на пианино? Музыкант? Но зачем тогда гимнастика, растяжки, стойки на руках и прочая акробатика? Зачем уроки актерского мастерства, когда ему нужно было лаять, рычать, мяукать, изображать закипающий чайник, сонную рыбу или как Голодный Солдат уныло бродит по опустевшему дому, гоняясь за диггером?
