Питон медленно вышел на свет, моргнул. Оглядел притихших артистов.
– Почему здесь никого нет? Опять играете в карты за сценой? Всех уволю, – силач говорил негромко, но с чувством.
Все молчали.
Гудинян продолжал жонглировать монетой. Перекидывал с костяшки на костяшку, перебрасывал над головой, ловил и позволял ей исчезнуть.
– Где Дворкин? – спросил силач, не глядя на него. – Кто его видел?
– Еще бы его кто-то видел, – Гудинян остановил бег рук, монета замерла. – Это ж такой фокус, хрен повторишь. Или идиотизм.
Питон остановился. Пауза. Затем медленно, всем телом, повернулся к Гудиняну.
– Что ты этим хочешь сказать?
Фокусник вздрогнул. Даже развязный и раскованный Гудинян терялся, когда Питон смотрел вот так – неподвижным, мертвенным взглядом большой змеи. Пугающие светлые глаза.
Монета выпала, звяк – и покатилась по полу. Фокусник пожал плечами.
– Ээ… Ты разве не в курсе?
– Короче.
– Он не сможет выступать. Травма. Нога, видимо, все. Сломал к чертовой матери. Колено в сторону, смещение. Хорошо, если не будет заражения крови. Тогда, может, жив останется.
Питон помолчал. Можно было только догадываться, какая мысленная работа происходит за этой толстой черепной костью.
– Ясно, – сказал Питон. Повернулся к Акопычу: – Найди мне Дворкина. Приведи хоть на костылях.
Старик кивнул.
* * *
– Полный успех! – закричал шпрехшталмейстер. – Наконец-то. Полный!.. Вы что, как не свои? Ладно, мне пора. Готовьтесь!
Он ушел на сцену, через мгновение раздался его звучный поставленный голос.
– Почтеннейшая публика! Позвольте мне… да-да… это великая честь представить…
Все молчали. Атмосфера сгущалась, циркачи отводили глаза. Питон молчал.
Акопыч быстро вошел, слегка прихрамывая. Мрачный, как туча.
Питон повел головой.
– Рассказывай.
– Я был в нашем лагере, – сказал Акопыч. – Дворкин сбежал.
– Что? Но как… нога…
– Это еще не все. Помнишь, ты обещал лишить его платы за три представления? Кажется, Дворкин решил, что ты был немножечко не прав.
– Что это значит?!
– Дворкин украл выручку за сегодняшнее представление. Всю, до патрона.
Питон медленно шагнул к старику. Остановился, сжал кулаки. Медленно разжал.
– Убью сукина сына, – сказал он ровно, без выражения.
Акопыч кивнул.
– Убьешь, конечно. Осталось его найти. У нас еще представление идет, если помнишь. Мы все потеряли, но можем потерять еще больше. Если зрители останутся недовольны, они потребуют плату назад. Короче, что будем делать?
В глазах Питона загорелся жутковатый огонек. Словно спящая змея проснулась – голодная и готовая к охоте. Акопыч, несмотря на привычку, все равно почувствовал холодок в затылке. Иногда Питон действительно мог напугать – одним выражением глаз.
– То есть, коверного у нас нет? – медленно произнес силач. – Ты это хочешь сказать?
Акопыч хмыкнул.
– Ага. А что, я как-то не так выразился?
– Старик, нам нужен дивертисмент. Вот так! – Питон ребром ладони показал по горлу.
– Нужен, так нужен. Ищи.
– Не до шуток сейчас. Твой… хмм, воспитанник, как он?
Старик крякнул, прищурился. С новым чувством посмотрел на Питона.
– Ты серьезно?
– Нет, я обычно так по-дурацки шучу! Он готов?
– Номер у нас сделан начерно. Я собирался тебе его показать через пару дней. Хотя над ним нужно еще поработать. Месяц-два. А лучше все три.
– Старик!
Акопыч помолчал, седые брови, похожие на крошечные взрывы, нависали над яркими, блестящими по-молодому, глазами.
– Ладно, можно попробовать. Только ты сам скажи ему.
– Опять твоя дурацкая теория мотивации?
Старик усмехнулся. Седые брови, впалые щеки, лицо сморщенное, как старая картофелина.
– Опять она, да, – он помолчал. – Игорь?
– Да?
– Никакой мотивации на самом деле не существует.
Силач помедлил.
– Это и есть твоя теория?
– Да, это моя теория.
– Хорошо, я запомню.
* * *
Питон оглядел его с ног до головы. Артем прищурился, внутренне напрягся. Ему даже показалось, что сейчас изо рта силача вырвется трепещущий раздвоенный язык. Питон закончил осмотр. Потом кивнул:
– Ладно, иди гримируйся.
– Чего?
Артем в первую секунду не понял, что это означает. В следующую секунду у него пересохло в глотке, ладони вспотели. Он будет выступать?! Мир покачнулся, поплыл в звоне.
Колени ослабели. Голоса нет. Все валится из рук.
Как тут выступать?!
Боязнь сцены. Артему показалось, что стены отдалились и пытаются кружиться.
– Но… как же…
Его первый выход. Не может быть. Не мо…
– С Дворкиным?
Питон равнодушно повернул голову.
– Дворкина не будет, выйдешь соло.
– Соло? – Артем не мог поверить ушам. В устах Питона это звучало так обыденно, что казалось изощренной издевкой. – Но я… Это же отдельный номер!
– Ты справишься. Или не справишься. Мне, в общем-то, по барабану. У тебя десять минут. Готовься.
Оглушенный, Артем вернулся в палатку, служившую циркачам гримерной. Тут было битком народу, шум, толкотня, разговоры. Артем с трудом протолкался в угол, на место Дворкина, сел перед крошечным зеркалом. Из мутного отражения на Артема взирал «юноша бледный со взором горящим». Вернее, белый как полотно, испуганный мальчишка.
«Клоуном? Соло? Да Питон с ума сошел!»
Он протер лицо клочком ваты, начал быстро накладывать основу для грима. Руки дрожали.
Артема подташнивало. Он с усилием проглотил комок, подкативший к горлу. Голова немного кружилась.
Готовый, полностью загримированный и одетый, он встал у выхода из палатки. Проверил реквизит. Вспомнил и вернулся за мячиками. Привычное ощущение в ладонях немного успокоило его, но сердце продолжало стучать. Бу-бу-бу-бух. Бу-бу-бу-бух. Нестерпимо захотелось в туалет. Артем вздохнул, выпрямился. Это просто нервы. Это ничего, это нормально. Сейчас номер закончится, и будет его выход. Он попытался мысленно представить, что в номере следует зачем, и понял, что не может вспомнить ничего. Пустота.
– Ну что, Мимино? – раздался голос. – Готов?
