А сейчас спасения ждать неоткуда. Никто ему не поможет. Ахмет вжался в кирпич стены, мысленно молясь о помощи у любых богов.
После того, как он убил комара, страх прошел. Но сейчас страх вернулся – еще сильнее, еще глубже, еще беспощадней.
Бывший царь сел на пол, дрожа.
Для этого монстра он, Ахмет, был всего лишь пылинкой.
* * *
Прошла вечность. Шаги чудовища стихли вдали, земля больше не сотрясалась.
Кажется, он задремал.
Голоса. Ахмет вскинул голову. Нет, не показалось! Он прислушался. Недалеко отсюда, где-то на улице, разговаривали двое. Или трое? Кто-то рассмеялся. Ахмет привстал… Люди!
Слов не разобрать. Жаль.
Ахмет осторожно выглянул из окна, снова спрятался. Они были дальше по улице, спинами к нему. В первый момент он даже не понял, что это люди. Четыре фигуры в залатанных ОЗК, почти бесформенные от слоев пленки, в допотопных противогазах, у одного вообще с длинным хоботом. Люди прошли по улице мимо его убежища.
Ахмет затаился. Это же люди. «Тогда почему я прячусь?»
Он снова услышал голоса.
– …хватит болтать! – сказал кто-то громко. Женщина?
Откуда здесь люди? Сталкеры? Неужели ему повезло? Ахмет лихорадочно размышлял. Может, это веганцы?
Или… в горле пересохло. Близнецы?!
Все равно. Ахмет поднялся.
Сейчас он готов был выйти даже к Близнецам. После всех ужасов Петербурга, после всех этих монстров, смерть от руки человека показалась ему нестрашной. Это точно лучше, чем клыки. Лучше, чем тварь, что напала на него в подъезде. Комар, кто бы мог подумать.
Ахмет передернулся.
«Надо идти к людям».
* * *
В последний момент ему показалось, что он опоздал – и люди ушли, испарились, их не догнать.
– Подождите! Слышите?!
«Кофейная чашка». Он ворвался в кафе…
Их было четверо, в противогазах и защите. Один из людей сидел в кресле, закинув ногу на ногу. И с сигаретой в руке. Словно зашел выпить сюда чашечку кофе. И сел покурить точно под плакатом «Курение запрещено».
«Интересно, как он умудряется курить в противогазе?» – подумал Ахмет невольно.
В следующее мгновение люди увидели гостя… Ахмет запоздало сообразил, что его появление получилось слишком эффектным.
И сейчас его, скорее всего, убьют.
– Не стреляйте! – закричал он, поднимая руки. – Не…
Выстрел. Оранжевый пластиковый стул зарядом дроби разнесло в клочки. Осколки разлетелись вокруг, засыпали Ахмета. Словно оранжевый снег пошел.
…Благословен тот, в чьей руке власть?
Власть сейчас была в руках людей напротив. Людей, что чуть не застрелили его в упор из дробовика.
«Еще чуть-чуть, и я бы разлетелся оранжевыми осколками, – подумал Ахмет отрешенно. – Нет, кровавыми осколками». От пережитого волнения мочевой пузырь сжался в точку.
На Ахмета уставились стволы двух автоматов и дробового ружья.
– Ты кто? – спросил длинный с воображаемой сигаретой. Глухой из-за резины голос показался Ахмету странно знакомым. – Ты кто вообще такой?
Глава 21
Клоун на арене
В комнате Мирового Совета метро горели светильники – устало, вполсилы. Словно общая атмосфера подавленности действовала и на них.
Тертый одернул заместителя:
– Какая стратегия? Или ты пьян? У нас есть две дыры, которые нужно закрыть – чем угодно, хоть взорвать. И мы закрыты.
Филимонов помедлил, повертел в руках рюмку (хрустальную! чистейшего стекла!) и поставил на стол, не пригубив.
– Тогда ждите десантов. Они будут.
И они – были.
Станция Электросила, цирк, 14 ноября 2033
– Это будет его собственный эпический первый провал, – сказал Питон.
Лицо Акопыча вытянулось…
Гром аплодисментов. «Браво! Браво!». Питон поднял брови. Старик усмехнулся, посмотрел на силача.
– Так что ты там говорил о провале? – насмешливо поинтересовался Акопыч. – Не напомнишь?
Питон тяжело вздохнул.
* * *
«Первое выступление. Это мое первое выступление». Работа, мысленно поправился он.
Весь мир вокруг, все эти радостные лица, открытые рты, улыбки, горящие глаза… «У меня получилось». Он стоял посреди манежа, в лучах прожекторов, а гул вокруг нарастал. Артем не чувствовал своего тела. Словно какая-то волна подняла его над манежем, и он поплыл в дымном воздухе, пронизанном эмоциями, не шевелясь. Волна радости и обожания поднимала его все выше и выше, он уже казался себе великаном, смотрящим на зрителей с огромной высоты….
Словно человек на картине Шагала, что летел над городом. Артем вспомнил, как сестра, Лали, показывала ему эту картину в книжке. Счастье, подумал он.
– Браво! Браво!
Кто-то бросил горсть патронов, они рассыпались по залатанному ковру, как пригоршня драгоценных камней. Сверкали в лучах ламп.
Аплодисменты. Лицо Артема горело, словно обожженное.
– Поклонись, дурак, – шепнул шпрехшталмейстер.
Артем неловко раскланялся, уронил котелок. Это вызвало смех и новые аплодисменты. Он скосил глаза – шпрехшталмейстер в своем черном строгом фраке стоял рядом, кивал зрителям. Мол, этот клоун – это моя личная заслуга. Это тоже было частью представления. Номер, как и предсказывал Акопыч, развивался и усложнялся сам, по своим законам. Нужно было только держаться на гребне волны…
– Пианино, – скомандовал Артем шепотом. Шпрехшталмейстер коротко взглянул на него и – едва заметно кивнул. Будет сделано. Словно теперь Артем имел право командовать.
Теперь он действительно вел этот номер.
Работал.
– А где же мой инструмент? – тихо спросил он. Зрители неожиданно засмеялись. «Приготовься к тому, что смеяться будут совсем не в тех местах, где задумано. Зрители могу пропустить явную шутку, но с удовольствием посмеются над обычной фразой или жестом. Это нормально. Это часть искусства». Так говорил Акопыч на репетициях.
Артем выпрямился. Небрежным движением подозвал шпрехшталмейстера. Самодовольный верзила, выше Артема на две головы, прямой, словно проглотивший кол, в черном фраке и в белой жилетке, чопорно поклонился.
– Пианино для маэстро! – объявил шпрехшталмейстер. – Поживей, маэстро не любит ждать!
– Я… я подожду.
Снова смех.
Артем чувствовал, что у него получается, все идет, как надо. Словно волна захватила его и вознесла ввысь, до самого-самого неба. Вдохновение. Он чувствовал себя пьяным и радостным. И настоящим, живым, как никогда прежде. Он выбежал вперед, придерживая шляпу рукой. За его спиной два униформиста вывезли на манеж пианино.
