Глаза десантника распахнулись и – застыли. Рот открылся, еще раз. Что-то горячее пробежало по руке Артема, словно раскаленная река. Хлынуло вниз…
Клинок вошел веганцу под подбородок.
Артем отшатнулся, отпуская нож.
Веганец сделал шаг к нему, шатаясь и заваливаясь набок. Из-под челюсти его торчала черная пластиковая рукоять ножа.
Словно веганец что-то хотел сказать. Кровь хлестала из него, как из лопнувшего пузыря. Все вокруг залила.
– Андрюха! – закричал второй десантник. – Братишка!
Размахнулся. Швырнул. Мелькнуло что-то темное, полетело к Артему.
Артем рефлекторно выставил руку – и поймал. Как ловил цветные мячики в долгих изматывающих ежедневных тренировках…
В следующее мгновение Артем перевел взгляд и увидел.
В его руке была зажата граната. Время застыло, потекло медленно, словно сонное. Граната – обычная «лимонка» в нарезке каналов для разлета осколков. Кольца в ней не было. Черт, подумал Артем. Черт.
Сам не понимая, что делает, он мгновенно бросил гранату обратно.
Как бросал Акопычу мячики.
Бросил и упал на землю, закрывая голову руками. Раз, два…
ВЗРЫВ.
Долбануло так, что весь мир расслоился на прозрачные пластины, разлетелся в разные стороны, а потом нехотя начал сходиться… Артем закричал, зажав уши. Пространство вокруг расслаивалось и ломалось, словно тонкие пластины стекла.
Пороховая гарь заполнила вестибюль. Туман, в котором не видно ни зги. Лучи фонарей прорезали туман, но ничего не освещали. Звон, подумал Артем, опять этот звон. Голова раскалывалась.
Тишина. Стоны раненых. Скрип металла.
И вдруг… Тишина. Циркачи, уцелевшие после схватки, приготовились. У многих были автоматы и пистолеты, подобранные у мертвых десантников. Артем наклонился и поднял чей-то «макаров». Тяжелый, скользкий. Он перехватил пистолет левой рукой за ствол, вытер правую ладонь об одежду, снова взял. Так, отщелкнуть предохранитель. Спусковой крючок… Интересно, патроны-то там остались?
Тишина все длилась. Синеватый туман в вестибюле станции разделял противников.
Какой-то человек встал рядом с Артемом. Закопченный, окровавленный, в разорванном цирковом трико – Артем не сразу узнал Питона. Силач крикнул в туман:
– Есть живые?!
Пауза.
– Не стреляйте! Мы сдаемся! – крикнул веганец.
Опять тишина.
– Выходите по одному! – крикнул Питон. – Бросайте оружие сюда и выходите! Не будем стрелять!
Тишина.
Артем отрешенно подумал, что сейчас еще все не закончилось. Что все только начинается. Они же сумасшедшие. Они не сдадутся. Они просто пытаются нас обмануть…
Тишина.
Бух, бух, бух. Сердце.
– Мы выходим! – крикнули из-за колонны. Через пару мгновений оттуда вылетел автомат и отдельно магазин. Затем еще один автомат, за ним пистолет Стечкина. – Не стреляйте!
– Выходите! – крикнул Питон. – Не будем стрелять.
Веганцы вышли, подняв руки. Двое. Один шел, спотыкаясь. Штанина у него была пропитана кровью.
На мгновение Артем даже почувствовал разочарование. Веганцы не выглядели опасными. Не выглядели чудовищами, как их описывали слухи.
Веганцы выглядели людьми – раненными и сломленными.
А в следующее мгновение один из них бросился вперед…
Артем вскинул пистолет и выстрелил. Пуля ударила веганцу в грудь.
Мертвец медленно повалился лицом вперед. Второй веганец, шедший за первым, втянул голову в плечи и продолжал идти с поднятыми руками. Словно убийство ничего не меняло. К веганцу подошли двое циркачей – один из них был Жантас, акробат, в окровавленной повязке на голове, – и скрутили руки за спиной. Начали обыскивать.
Артем стоял, как заторможенный, полусонный. Подошел Питон, вынул пистолет у него из ладони.
– Зачем? – спросил Питон. Артем поднял голову. «Что же я наделал, так нельзя… Нельзя?»
– Он пытался напасть, я же видел!
Питон помедлил, затем сказал:
– Он споткнулся.
– Я… – осознание настигло его, словно удар в челюсть. Нокдаун. Артема повело в сторону, колени ослабли. Питон его придержал, не дал повалиться.
– Лучше сядь, – сказал силач. – Выпей воды. Воды сюда! – крикнул он кому-то.
Артем задохнулся, замотал головой. Садиться? Зачем? Закашлялся, выплюнул воду.
– Но… они же заслужили?!
– Да. Они заслужили. Это верно.
Питон медленно кивнул и ушел. Артем остался сидеть, как потерянный. «Я убил человека». По ошибке. Но они же заслужили? Правда?!
Кто-то сунул ему бутылку с водой, он залпом выпил половину. Понемногу отпускало.
– Что ты сидишь?! – Гудинян разозлился. Голос фокусника срывался. – Она тебя ждет!
Артем медленно повернул голову.
– Кто?
– Быстрее, балбес!
* * *
– Я ведь… настоящая? – акробатка выгнулась, закашляла. Половины лица у нее не было. Кровь текла из ран.
– Настоящая Лерри, – сказал Артем. Слезы выступили на глазах, полились потоком.
Мужчины плачут в двух случаях.
Когда своя обида, и когда – чужая боль…
И лучше плакать из-за обиды.
В обиде нет ничего непоправимого.
Лана улыбнулась.
– Настоящая принцесса цирка, – сказала она и – замерла. Взгляд единственного глаза погас. Все было кончено.
– Да, – сказал Артем. – Настоящая.
* * *
Похороны провели тем же вечером.
Циркачи собрались вокруг погибших товарищей. Мерный стук дрезины мортусов возвестил о прибытии скорбной процессии. Циркачи расступились. Огромный Питон, сгорбленный, словно от раны в сердце, кивнул главному могильщику. Тот кивнул в ответ.
Артем смотрел на знакомую картину: люди в балахонах, в респираторах, монотонно и спокойно заворачивали тела в саваны. И погибших циркачей, и веганцев, и случайных жертв. Упаковывают всех. Так, что отличить одного от другого становится невозможно.
Мертвые все равны.
Завернули в саван лейтенанта Строганова. Лицо его было странно умиротворенным, словно он, наконец, достиг того, к чему давно стремился.
Мертвый Акопыч был другим. В чертах лица появилась холодная, словно с чужого плеча, строгость. Лицо его казалось высеченным из белого мрамора. «Он спас мне жизнь».
Лана. «Светлана Лерри-Авильченко, – произнес Питон негромко. – Великая артистка». Циркачи стояли, понурив головы.
