Убер пошел на него. Ахмет сжался в комок.
– Вставай, говно! И успокойся. Я не буду тебя убивать. Хотя стоило бы. Я дал слово твоему отморозку-телохранителю. Суровый был мужик. Едва меня не уложил.
Ахмет смотрел с ненавистью. Казалось, еще чуть-чуть и его взгляд прожжет в скинхеде огромную сквозную дыру. Бывший царь сплюнул кровью, растянул губы в улыбке.
– Рамиль? – сказал он. – Жаль, что не уложил!
«Он вне наших разборок. Идет?»
«Он вне наших разборок».
Убер остановился, посмотрел на Ахмета. Усмехнулся.
– Можешь сказать ему спасибо. Он своей жизнью выкупил твою. Гуляй, Ахмет-Вася.
Герда и Комар молчали. Таджик невозмутимо вынул из сумки остатки веганских брикетов и аккуратно нарезал на дольки. Достал помятую пластиковую бутылку с водой и начал разливать по стаканчикам.
Молчание все длилось.
– Все! – скомандовал Убер. – Представление закончено. Всем жрать, пить, отдыхать. Я на часах. Комар, следующая смена – твоя. Потом Таджик. Герда, – он помедлил. – Перевяжи, пожалуйста, этого… простоцаря.
* * *
Над громадой лютеранской церкви плыла огромная луна, словно из старинного комикса про оборотней. Ярко-желтая и дырчатая.
Тучи разошлись, небо прояснело, и теперь Убер видел звезды. Блеск их резал глаза, точно полированные алмазы впивались в хрусталики глаз.
Заснеженная линия Васильевского острова. Тишина. Убер опустил взгляд и обнаружил, что провалился в снег по колено. Он услышал смешок и поднял голову.
Мандела стоял, улыбаясь.
– Может, я твое чувство вины? – сказал Мандела. И засмеялся, словно это была чертовски удачная шутка…
* * *
Убер вздрогнул и открыл глаза. Некоторое время он лежал в темноте, но не мог избавиться от ощущения, что рядом кто-то есть. Мандела. Юра. Эх, брат.
Скинхед повернул голову. Комар спал рядом, приоткрыв рот. Кажется, ему снилось что-то плохое – он дергался и стонал во сне.
Компания расположилась на ночлег в подвале. «Сколько их было, таких подвалов? – Убер покачал головой. – Я уже и не помню».
Таджик посмотрел на Убера невозмутимо и кивнул. Смена Таджика, понял Убер. Хорошо. Левая нога затекла так, что сдохнуть можно. Он перевернулся на другой бок… Тонкие иголочки забегали по затекшей ноге, он поморщился, не открывая глаз.
Снова задремал. Внезапно дернулся, проснулся. Тягостное ощущение не отпускало. И не сон, и не пробуждение. Какая-то муть, а не жизнь. Внутри болело, где-то в районе печени. «Хорошо бы, – подумал Убер. – Один раз проснуться и чтобы ничего не болело».
Убер зевнул так, что чуть не вывихнул челюсть.
– Снятся всякие… лиловые негры, блин, – проворчал он. Шея занемела. Он с треском размял ее, покрутил корпусом из стороны в сторону. Хрустнуло где-то в пояснице. Нормально.
Поднялся на ноги. Все, отдых закончен, надо двигаться.
– Подъем, красавчики и красавицы, – он потряс Герду за плечо, тряхнул Комара, потом повернулся и пнул Ахмета в бок. – И ты, урод, тоже вставай.
Ахмет дернулся, перекатился набок. Встал на четвереньки. Словно вцепился в землю, в битый кирпич ногтями. Молодой зверюга.
Ахмет взглянул на Убера исподлобья – с ненавистью.
Скинхед хмыкнул. А злости в этом типе хоть отбавляй. Злости – или страха?
Наплевать.
– Герда! Вставай, сказку проспишь! – позвал он.
– Что? – полусонная девушка села, покачиваясь, точно пьяная. В спутанных русых волосах застряли ниточки и щепки. Убер хмыкнул, аккуратно вытащил из волос мусор.
– Идти пора, – сказал он мягко. Размяк бродяга?
– К-куда?
– Домой.
Пока девушка приходила в себя, Убер сел, прислонился спиной к стене. На мгновение прикрыл глаза. Только одну секунду подремлю, а то сердце как надорвавшийся мотор…
* * *
Убер помотал головой.
– Нет времени.
Мандела поднял брови. Дыра в щеке зияла, словно кратер потухшего вулкана. Белели остатки зубов.
– Как нет времени? Мертвый черный человек приходит поговорить с тобой о расизме, а у тебя нет времени?! Убер, ты охуел?
– Че сразу охуел? – Убер неожиданно обиделся. – Просто устал немного. Сейчас посплю минутку и…
* * *
– Убер! Вставай! – голос Герды.
Он проснулся. Сердце то замирало, то начинало усиленно стучать.
Надо попить воды и – побольше. Похоже на симптомы обезвоживания. Убер поморщился. И аспирина бы еще зажевать…
Угу, где бы его взять?
Компания завтракала в полном молчании. Похоже, никто толком не выспался. Скоро на улице окончательно стемнеет, и можно будет идти дальше.
Ахмет угрюмо дожевал выданную ему порцию зеленого брикета. Он сидел отдельно.
Убер спросил:
– Итак, слегка охуевшее дитя природы, что мы с тобой будем делать?
Ахмет посмотрел на скинхеда с ненавистью. И ничего не ответил, отвернулся.
Компаньоны наперебой высказывали предложения:
– Убьем?
– Выгоним?
– Отправим к веганцам?
– Чего-о? – все обернулись к Комару. Тот сконфуженно пожал плечами.
– Да пошутил я, пошутил!
Ахмет оскалился. «Я умею быть неприятным. Вы увидите».
– Звериный оскал деспотизма, – прокомментировал Убер эту гримасу. – Слушай ты, царь народов, а как ты здесь вообще оказался? Царям на поверхность не положено. И почему один?
– Может, он как мы? – остановила его Герда. – Восстание взяли, да? – повернулась она к бывшему царю. – Веганцы?
Ахмет молчал. Его темные глаза перебегали с Герды на Таджика, с Таджика на Комара, затем снова на Герду. На скинхеда он старался не смотреть.
– Взяли, – произнес бывший царь хрипло. Откашлялся. – Поэтому я один.
– Поэтому он один, – кивнула Герда. – Видишь, Убер? А что с остальными?
– Веганцы устроили резню на Восстании. Старый слуга, он еще моему отцу служил, помог мне выбраться.
– Где он теперь?
– Кто?
– Слуга.
Ахмет помедлил.
– Умер. Я никогда его не забуду.
Скинхед внимательно посмотрел на царя и усмехнулся.
– И что нам с ним делать? – спросила Герда.
– Выкинуть на улицу в одном исподнем, – предложил Убер насмешливо. – А чего? Пусть побегает. Я садистов не люблю.
– Может, он… – осторожно начала Герда. – Не знаю. Изменился? Стал лучше?
