– Умирать, так культурным человеком. А не каким-то там невоспитанным хамом, вроде нашего простоцаря.
– Чего?
– Иди, говорю. Шевели конечностями, там Таджик уже дни считает. Палочки зачеркивает, письма пишет…
Скинхед включил фонарик. Световое пятно пробежалось по стенам, по лестнице, по потолку, вернулось обратно. Теперь свет падал на доску объявлений, висящую на стене под углом.
Убер присвистнул.
Красный фон. Вакансия от руки: «Требуются клоуны. Дивертисмент, работа с предметами. Оклад 15 тысяч + соцпакет + премия». Листок ветхий, с загнувшимися от старости краями. Убер внимательно прочитал объявление, покачал головой.
– Ты смотри, тебя тут ждали, – удивился скинхед. Комар промолчал. Тягаться с Убером в остротах – все равно, что плевать против ветра. Или мочиться во время урагана.
Рядом с объявлением – рисунок. Огромный человечек с ярким носом, в остроконечном колпаке, – жонглирует шариками. Они желтые, неровные. Один из шариков странным образом походил на человеческий череп. Рядом с клоуном – маленькие человечки, дети. Они подняли руки, радуясь.
Рисунок неумело раскрашен цветными карандашами. Вкривь и вкось, точно рисовал ребенок. Комар хотел умилиться, но по спине пробежал холодок. От рисунка веяло страшным. На мгновение Комару показалось, что на самом деле дети бегут от гигантского клоуна – и вопят при этом во все горло. От ужаса. «Тьфу, привидится же, – мысленно сплюнул Комар. – Это цирк! А я люблю цирк».
– У меня от всего этого мурашки по коже, – Убер передернул плечами. – Бррр.
Комар моргнул. Интересно у них мысли сходятся.
– Ты что, не любишь цирк?
Убер почесал затылок. Комар поднял брови: вот это номер! Безбашенный скинхед впервые проявил что-то вроде робости.
– Ну, как тебе сказать, брат Комар… Не очень.
– Серьезно?!
– Почему это тебя удивляет?
Комар повел головой, прочистил горло. Но ведь действительно странно!
– Как можно не любить цирк?
– Различными способами, – мгновенно отреагировал Убер. Поднял голову, стеклянные окуляры смотрели на Комара: – Не волнуйся, я тебе позже объясню.
Прозвучало зловеще. Владимирец поежился.
– Знаешь, Убер, у меня от тебя мурашки по коже!
– Это бывает.
Они свернули налево, в широкий коридор, и некоторое время шли молча. Роскошное когда-то было здание. Часть лепнины уцелела, красный бархат, светильники, – Комар почувствовал небывалый трепет. Как же здорово было здесь до Катастрофы! Вот бы увидеть хоть одним глазком. Комар вздохнул. Мечты, мечты.
Бархатные кушетки были проедены насквозь, словно молью. Зеркала встречались на каждом шагу, но мало что отражали. Они почернели, словно их настигла некая смертельная болезнь. Иногда Комар замечал свое отражение в уцелевшем зеркальном куске – и вздрагивал. Комару мерещилось, что любое движение – это крысы. Хотя до сих пор здесь он не встретил ни одной. Слава богу.
Комар догнал скинхеда, пошел рядом.
– Убер?
– Чего тебе?
– Вот ты чего в жизни боялся? Ну, до того, как все случилось…
Убер остановился, почесал затылок.
– Хороший вопрос. А ты?
– Я крыс, наверное, – ответил Комар честно. – Прямо до дрожи. Твоя очередь?
Убер задумался.
– А я – клоунов.
Пауза. Потрясенный Комар посмотрел на скинхеда:
– Даже не представляю, как безопасно тебе жилось после ядерной войны!
Скинхед помедлил и кивнул:
– Да ничего так жилось, ты прав. Голод, холод, радиация, темнота, каннибалы и инфекции. Чего бы не радоваться? Не жизнь, а сказка.
Комар промолчал.
Покинутый цирк производил тягостное впечатление. Не до конца мертвого. Вот точное слово.
Комар споткнулся, выругался.
– Что там? – спросил Убер.
Комар навел фонарь, вгляделся. Наклонился, чтобы поднять находку.
Маленькая толстая книжечка. Комар стер пыль с обложки. «Книга тайн. Цирковые тайны, приметы и легенды». Комар сунул фонарь под мышку, с трудом раскрыл задеревеневший, покореженный сыростью томик. Переплет погрызен крысами. Комара передернуло. Он переложил раскрытую книжечку в левую руку, в правую взял фонарь. Пробежал глазами строчку, другую… Форганг, трапеция, дивертисмент… Однако.
– Что бы ты ни задумал, не делай следующего… – Комар замолчал, перелистнул хрупкие странички. Кррр, кррр. Словно книга сделана из тонкой ломкой пластмассы.
– Чего же?
– Никогда не поворачивайся спиной к манежу, – с выражением прочитал Комар.
– А! – оживился Убер, закинул дробовик на плечо. – Суеверие! Люблю приметы. Давай, читай вслух.
– Нельзя фотографироваться перед представлением. Иначе тебя ждет неудача.
Убер почесал затылок. Изобразил одной рукой, как нажимает на спуск фотокамеры. Щелк!
– Ок, сделано. Дальше.
– Нельзя целовать артистов в нос.
Пауза. Скинхед озадаченно хмыкнул.
– О, как. А я только настроился. Ладно, дальше.
– Нельзя перебегать дорогу артисту.
– Это еще почему?
– Не знаю, – сказал Комар. – Тут не написано. Может, он почует твой запах и найдет тебя?
– Кто найдет меня по запаху – того это и проблемы! – Убер нахмурился: – Вообще, при чем тут запах? Это все-таки цирковые приметы, а не охотничьи. Кстати, брат читатель… – Убер помедлил. – Ты ничего не слышишь?
Тут Комар понял, что действительно что-то слышит. Шаги? Словно кто-то осторожно бродит по коридорам, стараясь не наступить на осколки стекла. И бормочет себе под нос, не переставая.
– Думаешь, это он? – спросил Убер.
Комар растерянно пожал плечами. Бормотания за Таджиком раньше не водилось. Но когда за тобой побегает кто-то вроде Бармалея, еще и не такое с человеком может случиться.
– Таджик, – позвал Убер в темноту. – Эй, брат?
Тишина.
Затем, через томительную паузу, шаги возобновились. И – опять бормотание.
– Что, блин, происходит? – спросил Убер про себя. И громко: – Эй, там кто-нибудь есть? Выходи, а то гранату брошу!
– У нас что, есть граната? – шепотом спросил Комар.
– Нет, конечно, – так же тихо ответил Убер. – Но знает об этом только Таджик.
– Ээ… логично.
Комар напряг слух.
– Да никого там нет, – сказал он и осекся. Теперь Комар отчетливо слышал:
«Ино-ино».
