– Любовь!! – заорал притиснутый к стене скинхед. Чудовище медлило. Затем вдруг отпустило Убера – тот рухнул на пол – и отодвинулось.
Тишина. Где-то вдалеке слышен писк тысяч крыс.
Чудовище повернулось к компаньонам, и… Комар не поверил глазам. Пошло прочь.
– Чего хотел-то? – спросил Убер растерянно, ему вслед. Клоун повернул голову, медленно выдохнул – шумно вырвался воздух, пыль заплясала вокруг. Как-то совершенно по-человечески пожал плечами и пошел вниз. Прямо на крыс. Те заволновались…
– Ты когда-нибудь такой номер видел? – спросил Убер. Комар, превозмогая боль, пожал плечами.
– Я такого номера даже в цирке не видел.
Убер захохотал. И внезапно – закашлялся, упал и задергался. Словно в припадке.
* * *
Комар стащил с него противогаз. Из маски вылилось целое море воды.
Лицо Убера было белым – как полотно.
– Ты в порядке? – прозвучало глупо.
Скинхед мотнул головой, протянул руку. Комар отдал ему маску.
Убер помедлил. Сел, морщась от боли, сплюнул кровью. Оскалился Комару и подмигнул. Искаженное, вымотанное лицо скинхеда было пугающим.
В следующий момент он снова начал кашлять.
С такой силой, словно внутри Убера что-то рвалось. Сплюнул в сторону.
– Ты точно в порядке?
Вместо ответа Убер натянул маску, Комар помог ему прикрыть шею воротником. Пока скинхед приходил в себя, Комар нашел между кресел обрывок каната, смотал его в бухту.
Внизу, на манеже грустный клоун-чудовище сражался с крысами. И серое зло, похоже, побеждало. Как ни печально.
– Ну, все, надо уходить, – скинхед встал на ноги. – Двинулись. Таджик уже грустные песни поет, вспоминая о счастливых годах нашей совместно проведенной юности.
Убер снова выглядел… обычно.
– Да вы познакомились с ним два дня назад! – возмутился Комар.
– Просто он чувствительный.
* * *
Они поднялись по лестнице на второй этаж, побежали по коридору. Внезапно коридор закончился, перед ними была глухая стена. Тупик.
– Тупик, – сказал Убер. Капитан Очевидность, блин.
– Ага.
– И Таджика нигде нет.
Скинхед обошел все углы, остановился озадаченный. Почесал затылок.
– Тут ветер, – сказал Убер наконец.
– И что?
– Просто тут его быть не должно.
Скрипнула дверь. Они с Убером как по команде развернулись, вскинули оружие. Свет ворвался в коридор – мягкий свет Луны, заглядывающей в окно. Для подземных глаз Комара это было все равно, что мощный прожектор. Он прищурился. В полосе света темнела чья-то плотная фигура.
– Позвольте поинтересоваться, милостивые государи, – прозвучал мягкий дикторский баритон: – почему так долго? Мне чуть было не пришлось ждать.
Комар прищурился:
– Таджик, живой?!
Тот кивнул.
– Я думал, мне конец, – сказал он буднично. – Истратил последний патрон. Ходит тут один. Ино, ино, спрашивает.
Убер усмехнулся.
– Зачем ты заперся в кабинете директора? – спросил Комар, оглядываясь.
– Я бы не назвал это верным определением, поскольку все же это кабинет не директора, а художественного руководителя. Худрук цирка был необычный человек, – Таджик помедлил. – К тому же здесь гораздо удобнее.
Кабинет был великолепен. Не формальное место исполнения служебных обязанностей, а мастерская человека, который здесь работает, творит – по-настоящему.
Огромный стол, заваленный рисунками и фигурками животных. Смешной клоун на столе. Мячики и гравюры.
На стене – фотография пожилого человека с белыми седыми волосами вразлет вокруг лысой макушки. Человек слегка улыбался. Обаятельный и грустный. И какой-то по-детски наивный.
Комар с Убером переглянулись.
Стены кабинета были увешаны десятками фотографий и рисунков. Все совершенно разные. Словно ребенок игрался, собирая без всякой системы или цели все, что ему нравилось. Все. От цветных шаров, фотографий детей и кошек, до абстрактных фигур и консервных банок. Никакой видимой системы в этом не было.
– Слава Полунин, – сказал Убер. – Ничего себе. Легендарный Асисяй. Великий клоун. Я видел его «Снежное шоу» – и рыдал как мальчишка. Это было действительно круто.
«Аси-сяй», вспомнил Комар. «Ино-ино».
– Думаешь, это он?
Убер пожал плечами.
– Да кто знает? Ох, уж эти творческие личности. Таджик! – Убер подошел к окну, выглянул на улицу. – Как насчет того, чтобы выйти через окно?
Тот пожал плечами. Комар показал Таджику бухту каната, позаимствованную в зрительном зале. Хороший канат, должен выдержать.
Таджик кивнул.
– Только после вас, – сказал вежливо.
Глава 26
Михайловский замок
Пустая банка из-под кока-колы – ярко-красная, как леденец, – перекатывалась ветром. Убер слышал ее легкий алюминиевый скрежет по голому асфальту.
Кх-ррр, кх-ррр.
Он поднял дробовик и замер. Что-то тут явно не то.
Ветер уныло выл в расщепленных, лопнувших по швам водосточных трубах. Часть их уцелела – ржавые, перекошенные, они свисали со стен домов, как чудовищные наросты. Флейта ветра. Орган сожженного в ядерной вспышке времени.
Разруха.
Убер поежился.
Кх-рр. Кх-ррр.
Банка слишком свежая, сообразил Убер. Даже с пузырьками колы, оставшимися на мягком сером металле…
Убер мягко переступил назад, не опуская дробовика. Повел стволом влево, вправо. Ничего.
Но кто-то тут явно побывал. Выпил колу и выбросил банку.
Убер мягко отступил назад, спиной вдавился за угол. Опустил дробовик. Стрелять лучше навскидку, не целясь. Так вернее. Разлет крупной дроби – в метр диаметром, хорошо гробить бегущую на тебя тварь… или наркодилера, которому задолжал.
– Все развлекаешься? – спросил знакомый голос. Убер резко повернулся, вскинул дробовик к плечу.
Мандела стоял перед ним и жутковато, отрешенно улыбался. Та же дыра в щеке, те же сугробики снега на плечах и голове. Словно там, откуда он взялся, по-прежнему шел снег.
– Я что, сплю? – спросил Убер. Опустил дробовик. – А чего ты за мной ходишь, брат?
– Снег, – сказал Мандела.
– Какой снег? – удивился Убер. Втянул ноздрями холодный свежий воздух, выпрямился.
И вдруг снег действительно пошел. Крупные хлопья опускались на голову скинхеда, на лицо. Убер слизнул языком снежинку. Ледяной вкус.
