Темный, червеобразный, с наростами крошечный Пожиратель. Цирковой нож разрезал его пополам.
Или – это только личинка Пожирателя? Артема передернуло. Как эта тварь годами жила в крошечном теле Гоши? Или она там недавно?
Личинка жила. Ела, росла. Заставляла его убивать? Серьезно?
Или это была просто попытка оправдаться? Артем поморщился. Возможно, я никогда этого не пойму.
Потому что убивал Гоша – сам. И предавал – сам.
Не все можно спихнуть на паразита Пожирателя.
За некоторые поступки человек должен отвечать сам.
– Тебе это почти удалось, – сказал Артем мертвому лилипуту. – Сукин ты сын.
Глава 28
Храм-на-Крови
Канал Грибоедова, Храм Воскресения Христа, день X + 5
– Рыба-удильщик, – сказал Убер. – Вот твое чудовище, брат Комар. Что, не понимаешь?
Комар поежился. Почему-то само сочетание слов «рыба-удильщик» показалось ему тошнотворным.
– Была такая рыба до Катастрофы, – продолжал Убер. – Страшная, шо пиздец. Круглая, бугристая, с клыками в ладонь. То есть, без слез не взглянешь на такое уродство. Но при этом на лбу у нее вот здесь… – Убер ткнул пальцем, Герда ойкнула, отскочила.
– Убер!
– …Вот такая дурная рыба, – продолжал скинхед невозмутимо. – На лбу у нее длинный отросток, типа удочки, а на нем – огонек.
Комар решил, что ослышался.
– Как?
– Ага. Обычный, как электрическая лампочка. Светит. И вот плавает эта рыба в темной-темной глубине, ее ни фига не видно. Зато огонек горит. И такой он добрый и ласковый, что к нему плывут маленькие рыбки. Думают, к свету, к теплу, к еде. И оказываются в пасти удильщика. Конец. Финита ля комедия.
– Думаешь, Леди… – начал Комар и остановился. Жутковатая картина глубинной рыбы стояла у него перед глазами. Рыба представлялась ему гигантской, размером с дом. Только вместо огонька на отростке извивалась маленькая девочка, светящаяся мертвенным белым светом… «Поиглаем?» Затылок свело. Блин. Комар зажмурился, замотал головой. Вот привидится же такая чушь!
Убер задумчиво погладил пальцами шов на лбу.
– Да, очень похоже. Только та рыба – в Марианской впадине, а наш монстр-удильщик – здесь, в метро. И приманка у нее – человеческий детеныш.
– Леди. «Давай поиглаем».
– Ага.
* * *
Спас-на-Крови – знаменитый храм. Построен как памятник царю Александру Второму Освободителю, убитому бомбой террориста на этом самом месте. Царь отменил крепостное рабство, а это ни одному тирану не прощается.
С того времени минуло два века и атомная война. Многое изменилось. Канал Грибоедова за храмом полон мусора. Некая сила разбила парапет и сбросила в воду десятки автомашин. Другая сила превратила Михайловский сад в триасово болото. Третья – переломала все чугунные решетки. А Храму хоть бы что. Стоит себе – родной брат храма Василия Блаженного.
Убер оглядел разноцветный собор и кивнул.
– Вот смотришь на этот храм, который в точности как в Москве. И думаешь: в Москве тоже полная жопа. И как-то сразу теплее на душе.
– Романтик! – фыркнула Герда и вдруг поскользнулась. Девушка опрокинулась на спину…
Убер подхватил девушку на руки.
– Спокойнее, мать Тереза. А то мы точно никуда не дойдем.
– Как ты меня назвал?!
– Красивой и доброй женщиной, – сказал Убер. – Что-то не так?
Он продолжал держать ее на руках. Сильный. Герда вдруг вспыхнула – хорошо, что на лице маска, никто не увидит. Голос дрогнул.
– Поставь меня на место. И больше не трогай.
* * *
Пока эти двое любезничали, Комар с трудом переставлял ноги. Черная апатия навалилась на него, словно каменная гора. Безразличие, отсутствие желаний. Даже собственная жизнь не казалась Комару чем-то стоящим внимания.
Цели нет, думал он.
Смысла нет.
Скучно жить на белом свете.
Он остановился, огляделся. Убер, Герда, Таджик, этот придурок Ахмет. Люди окружали его, но настоящих друзей среди них не было. Зато стоило ему закрыть глаза, как он видел ее – девочку и тварь. «Поиглаем?». Комар открыл глаза.
– Мне… надо отойти на минуту.
Убер кивнул. Герда озадаченно смотрела на владимирца. Таджик медитировал в своем обычном стиле.
– Да без проблем, – сказал Убер. – Только давай побыстрее.
– Комар? – начала Герда. Но владимирец уже повернулся и скрылся за кустами. Следом раздались подозрительные звуки. Что-то вроде всхлипов.
– Я хотела… – заговорила Герда. Скинхед тронул ее за плечо. – Ну, что опять?
Убер покачал головой:
– Не мешай ему.
Герда вскипела:
– Да он себя сейчас в петлю загонит! Ты, что, не видишь, у него депрессия?!
Убер почесал лоб:
– Это не депрессия. А суровая необходимость отчаяния.
– Что?!
Убер пожал плечами.
– А что тут такого? Мужчине иногда нужно почувствовать себя никому не нужным. Для того и музыку специальную придумали. Блюз называется. Блюз – это когда хорошему человеку плохо.
Стоя рядом, они наблюдали, как Комар возвращается. Владимирец справился с собой, шел твердой походкой. Скинхед хмыкнул.
– Все просто: мужчина пошел отлить – мужчина поплакал. Главное, чтобы никто не видел.
– Точно, точно, – съязвила Герда. – Молодцом идет, и никаких следов, что рыдал.
Комар вздрогнул.
– О, боже, женщина, – возмутился Убер. – Неужели так сложно не замечать очевидного?!
Комар готов был сквозь землю провалиться. Он чувствовал, как под противогазом у него раскалились уши – вот-вот проплавят резину.
– Я не собираюсь молчать! – Герда повернулась к скинхеду.
Убер воздел руки к небу.
– О, Господи всемогущий! Зачем ты создал женщину из самого болтливого ребра?
Некоторое время они сидели в молчании. Герда сначала дулась, потом стала думать, что надо было ответить. На ум пришло несколько удачных вариантов, но… Она вздохнула. «Может, я действительно была не права?», – подумала она с раскаянием.
– Да-а, – протянул Убер. – Жена из тебя еще та выйдет.
Герда остановилась. «Вот и поговорили».
– Размечтался, лысый!
Убер погладил резиновую макушку.
– Вообще-то я бритый и голубоглазый. Но я серьезно: жена из тебя будет – это ж пиздец котенку! Он от тебя уйдет с доплатой и алиментами. И будет прав. Вот из Таджика выйдет идеальная жена.
