– Что?! – несмотря на противогаз, Герда выглядела потрясенной.
– А что такого? Во-первых, он симпатичный. Таджик, брат, ты просто охренительно красив, ты в курсе?
Таджик милостиво кивнул. Хобот допотопного противогаза смешно мотнулся, как у брезентового слоника.
– Видишь? – Убер повернулся к Герде. – Во-вторых, он во всем со мной соглашается. Золото просто. Таджик, брателло, ты не только красив, но еще и поразительно умен!
Таджик снова кивнул.
– В-третьих, он всегда молчит и улыбается. Заметь! – Убер почесал резиновый лоб, сообщил доверительно: – Это, конечно, сильно раздражает поначалу, но в сочетании с противогазом – вполне терпимо.
* * *
Когда находишься на поверхности, полной мутантов, а под землей идет война, самое время пофилософствовать.
– Я одного не понимаю, – произнес скинхед. – Война войной, жизненное пространство и все такое. Но ведь тут что-то совсем другое. Другая цель. Словно они собираются уничтожить нас под ноль. Зачем веганцам нас уничтожать?
– Просто они нас ненавидят.
Убер покачал головой:
– Не, брат. Это слишком просто, чтобы я в это поверил.
– Бритва Оккама, – Таджик, до этого момента упорно молчавший, подал голос.
– Ага, ага, она самая, – согласился скинхед. – Простой принцип. Если отбросить ненужные сущности, то, что останется, и есть истина. Вроде логично, а? – Убер обвел компанию взглядом яростных голубых глаз. – Так и представляю, как старина Оккам по утрам брился. Волосы? На фиг волосы, сбриваем! Отлично! Брови? На фиг брови! Уши? Какие еще уши! Кому нужны эти уродливые мясные раковины? Бреемся дальше… Шея?! И ее тоже на фиг! Давай, Оккам! Жми, брателло! Режь, не останавливайся!
Герда с Комаром переглянулись. Таджик невозмутимо молчал, только темные глаза смотрели внимательно.
Убер внезапно успокоился – так же, как только что завелся. Сказал мягко:
– Возможно, единственный урок, что я усвоил в жизни, состоит в следующем: то, что кажется слишком простым, таковым точно не является. Жизнь слишком сложна и разнообразна, чтобы влезать в примитивные философские схемы.
А человек по Оккаму – идеальная окровавленная сфера.
* * *
– Эй, философы! – позвала Герда. – Что с храмом?
С храмом действительно происходило что-то непонятное.
– Мне это кажется? – спросил Комар.
Силуэт церкви двоился, дрожал маревом, как воздух над перегретым генератором. Сначала Комар решил, что ему от усталости мерещится. Но нет – он видел отчетливо, по-настоящему. Храм дрожит. А по стенам…
– Кровь, – сказал Комар. Протер окуляры. – Не, точно, кровь! По стенам течет.
Герда охнула. Теперь она тоже увидела – из стыков кирпичной кладки выступила густая красная жидкость, похожая на кровь, стекала по стенам.
– Блин, – сказал Убер. Мгновенно оказался на ногах, подхватил вещмешок. – Так. Подъем! Подъем! Все готовы? Теперь медленно и изящно обходим эту ху… То есть, я хотел сказать, этот прекрасный храм. Пошли!
Комар поднял руку.
– Тихо! Слышите?
Все замерли.
– Что?
Шепчущие голоса вернулись. Теперь они шептали именно ему, Федору Комарову.
«Комар. Убей их всех. Комар, убей их». Владимирец заметил, что сжал автомат до боли, пальцы побелели. Он усилием воли ослабил хватку. «Комар, убей…»
– Да нет, показалось, – сказал он уже без всякой уверенности. Герда пожала плечами.
– Ты слышал? – спросила она скинхеда.
– Не-а, – сказал Убер. – Тут такая тишина, что уши болят. Может, у него слух намного тоньше моего?
– В противогазе? – удивилась Герда. Скинхед резко повернулся к Комару:
– Ты точно что-то слышал?
Комар представил, что сходит с ума. И все вокруг считают его психом. Может, разговор Леди с мужским голосом, которого она называла Папочкой, ему тоже привиделся? Может, он тронулся уже в тоннеле?
Может, он все время был уверен, что борется с чудовищем, бежит, хитрит, исчезает, сматывается и прячется, чтобы вернуться и отомстить, – а на самом деле это его, Комара, разум выкидывал фокусы?
– Нет, наверное. Показалось.
Но Убера обмануть было сложно. Скинхед мгновенно оказался рядом, положил руку Комару на плечо.
– Ой, не ври мне, брат.
* * *
Внутри храм напоминал золотую гробницу. Комар задумчиво огляделся. Какое интересное место. Какое красивое и уютное. «Поиглаем».
(Мертвая корова. Пам-пам)
«Внутри?! – Комар вскинул голову. – Как внутри?» Комар сбился с шага, растерянно заморгал. Не может быть! Они же собирались обойти храм стороной. Да и зачем им вообще сюда лезть? Какая может быть причина для подобной глупости?
Наваждение спало. Комару показалось, что до этого момента у него в ушах была вода, а сейчас он ее вытряхнул и все-все слышит. Владимирец огляделся.
Компаньоны медленно, как сомнамбулы, брели к алтарю… Комар взмок. К алтарю было нельзя.
Алтарь был ловушкой. Чудовищными жерновами для плоти.
– Стойте! Стоять, я сказал!!
Компаньоны остановились. Безликие противогазы, механические движения. Словно кошмарный сон. Полумрак и отсветы золота. Скорбные лица на стенах, изуродованные потеками краски… Стоп, это же не краска?
– Вы что, совсем охренели?! – заорал Комар. Компаньоны вздрогнули и очнулись. Герда стояла, склонив голову на плечо – спала. Комар затряс девушку как игрушку, заставил открыть глаза. Вместе они начали расталкивать остальных.
– Мне сюда нельзя, я мусульманин, – пробормотал Ахмет. Попытался тут же уснуть, но Герда залепила ему подзатыльник. Ахмет дернулся и пришел в себя.
Компания стояла посреди храма. Все переглядывались, мялись, словно сами не могли понять, что здесь делают.
Комар закричал:
– А теперь живо объяснили мне, зачем мы сюда приперлись?!
– Разве это была не твоя идея? – удивился Убер. Скинхед оглядывался, словно очнулся ото сна и внезапно обнаружил себя в незнакомом месте.
– Ты же сам сказал, что надо зайти в храм…
– Я ничего такого не говорил, – Комар посмотрел на Убера. Скинхед – на Герду, Герда на Таджика, Таджик задумчиво изучал потолок. Ахмет сидел на корточках, сложив руки перед собой. При звуке Комарова голоса бывший царь поднял голову.
– И я нет, – сказал Убер.
– И я, – Комар.
– Таджик, может, ты?
Тот хмыкнул. Многозначительно.
– Ясно. Герда?..
Девушка огляделась.
