— Ничего не чувствую, — пожаловалась она. — Когда не пахнет, есть неинтересно.
— Придётся поесть, — тоном собственной бабушки сказал Василий Васильевич.
Он налил себе кофе — большую кружку, — Муре заварил чаю, разболтал в нём полбанки малинового варенья и принялся за яичницу. Мура ковыряла ложкой золотистую пшённую кашу.
— Что у нас есть, — начал Василий Васильевич. — Первое, труп. Ванюшка свалился с маяка. Все двери в доме были заперты, следовательно, кто-то видел, как он вышел, и дверь за ним закрыл. Но никто не признаётся.
Мура посмотрела на него и кивнула.
— Второе. На верхней площадке маяка ты нашла фонарь. Ванюшка шёл с фонарём, следовательно, к походу готовился. Друг Саня уверен, что Ванюшка просто рисковый пацан, любит шалости и в этот раз тоже шалил, но неудачно. Фонарь Саниным выводам противоречит.
— Согласна.
— Третье — у Кристины пропал изумруд. Двери у нас никто не запирает, кроме меня, изумруд мог взять кто угодно. Или она сама его потеряла.
— Нет, — перебила Мура, отхлёбывая чай из варенья. — Не потеряла.
— Откуда ты знаешь? А, от Канта с Бесселем, да? Ну хорошо, пусть его украли, а не потеряла. Вокруг изумруда какая-то непонятная возня. Лючия сразу сказала, что это не драгоценный камень, а подделка, Бессель сказал, что мы должны его найти, ещё я слышал разговоры в коридоре, тоже про камень. Кто там мог разговаривать, я так и не понял.
— Мало ли кто, — туманно заметила Мура.
— Но их интересовал изумруд, — повысил голос Василий Васильевич. — Четвёртое — Саня и Кристина куда-то провалились. Куда, непонятно. Или она всё же сама спрятала перстень, или Саня его украл и решил уехать от греха подальше.
— В том, что он столкнул друга, ты его не подозреваешь?
— Нет, — сказал Василий Васильевич твёрдо. — Хотя я думал об этом. Смотри: если Ванюшка собирался ночью на маяк, значит, вряд ли он был сильно пьян. Он даже фонарь приготовил, дошёл и по лестнице влез! То есть до положения риз он явно не набрался. Выпили они порядочно, мягко говоря. Виктор Захарович вёл учёт выпитого. Значит, налегал один Саня. К ночи он на ногах не стоял, кое-как добрался до отведённой ему комнаты и там упал замертво. Утром мы все его видели в столовой. Такое похмелье не сыграешь!..
Мура внимательно слушала, жевала кашу.
— Пятое — вот эта штука, — Меркурьев показал на богдыхана, который ласково улыбался глазами-щёлками. — Кто и зачем положил его тебе в кровать?
— Чтобы мы выяснили, кто убил Ванюшку, — быстро ответила Мура. — Это как раз ясно.
— То есть здесь, в доме, есть некто знающий, кто Ваню убил, и жаждущий разоблачения злодея, да? Тогда кто это?… Дальше. Лючия ведёт себя странно. Она с кем-то встречается в лесу. Кстати сказать, завтра должна опять встретиться.
— Откуда ты знаешь?
— Я подсматривал, — признался Василий Васильевич. — И подслушивал. Она сказала про перстень — подделка, хотя даже мне очевидно, что в нем очень дорогой камень.
— Я прочитала про изумруды, — сообщила Мура. — Оказывается, чем он крупнее, тем в нём больше примесей. Больших камней чистой воды встречается так мало, что они ценятся дороже бриллиантов.
— Вот видишь. Непонятно, почему Лючия так сказала.
— Может, не рассмотрела?
— Всё может быть, — то ли согласился, то ли не согласился Василий Васильевич. — За Лючией наблюдает Стас. Зачем он это делает, я тоже не знаю.
— С чего ты взял?
Меркурьев доел яичницу, одним глотком допил кофе и сразу же налил себе ещё.
— Она ушла к развалинам охотничьего домика одна, едва от него отвязалась. В лесу встречалась с незнакомцем, я их видел. Потом я пошёл через лес, дал крюка, вышел на пляж и столкнулся со Стасом. Он спрашивал, не собираюсь ли я приударить за Лючией. Если собираюсь, то он переключится на кого-нибудь ещё, чтобы времени не терять.
— Ты собираешься за ней приударить?
— Нет пока. Ещё Стас говорил, что не ходит в лес, но на одежде у него были репьи, а на сапогах семечки травы. То есть на пляж он тоже вышел из леса!..
— Может, он её приревновал и следил за ней! — предположила Мура.
— Не может. Если бы ревновал, он не стал бы мне втирать, что ему всё равно, за кем ухаживать.
— Наверное, ты прав.
— И ещё книга «Философия Канта», — добавил Меркурьев. — Она всегда открыта на пятьдесят седьмой странице. Там сказано, что философ никогда не испытывал ни сильных страстей, ни сильных страданий. Когда бы я ни появился в вестибюле, она всегда открыта на этой странице!.. Это не ты развлекаешься?
И уставился ей в лицо ястребиным взглядом, чтобы распознать, когда она станет морочить ему голову.
Мурино лицо зашевелилось, задвигался кончик носа, и она громко, от души чихнула.
— Будь здорова, — пожелал Василий Васильевич.
Она кивнула.
— Мне нужно поговорить с Емельяном Ивановичем, — сказала она как будто виновато. — Я думала, думала и ничего не придумала. О какой девушке говорил твой Бессель?
— Это твой Бессель! Они все исключительно твои приятели, не мои!
— Я допью чай и схожу к нему. Если он… если он в доме.
— А они тебя не предупреждают, когда перемещаются туда-сюда между мирами и вселенными?
— Вася!
— Плохо, — заключил он. — Девушек у нас в избытке. Ты сама, Кристина, Лючия и Софья. Выбирай на вкус. Из вас пропала пока только одна Кристина, но искать её мы не должны. Ты так говоришь.
— Не должны, она сама объявится. Но тогда кого искать?…
Они съели и выпили всё, что им принесли, Мура натянула тёплую длинную кофту с какими-то висюльками и бахромой. Странным образом кофта подчёркивала и обозначала её формы, и Василий Васильевич засмотрелся.
— Ты что? — спросила она и вдруг покраснела.
Он подумал, что потусторонние силы, должно быть, читают его мысли, Муре они моментально становятся известны, и покраснел тоже.
— Я совсем не об этом подумал, — пробормотал он в полнейшей растерянности. — Я думал о колебаниях мембраны. Бессель описывал как раз колебания мембраны. Они очень отличаются от колебаний струн.
Во время его речи Мура одобрительно кивала. Конечно, он думал о мембранах, а вовсе не о колебаниях её бюста!..
— Ты не станешь мазать лицо и рисовать на лбу точку?
— Бинди, — подсказала Мура. — Третий глаз называется бинди. И гримироваться я не буду.
— Почему? Ты же мне втирала, что без грима никуда не выходишь!..
— Это уже неважно, — загадочно сказала Мура. — Я больше не боюсь.
— Кого ты боялась?
— Канта, — ответила Мура серьёзно. — Я не знала, что они всё про меня понимают, Вася! Когда он пришёл, мне стало так страшно! Я же сразу поняла, что это именно Кант и что он явился, потому что я его звала! Ты даже не можешь себе представить, как это страшно.
