— Не могу, — согласился инженер Меркурьев. — Ты мне лучше не рассказывай, я сразу злюсь.
Емельян Иванович жил в круглой башне на третьем этаже, прямо над комнатой Кристины. Чугунная лестница приветственно загудела, когда Василий Васильевич с Мурой стали подниматься.
— Пожалуйте, — откликнулись изнутри после того, как Меркурьев громко и деловито постучал.
Он открыл дверь, пропустил Муру и вошёл.
Было совершенно очевидно, что в комнате никто не живёт — она оказалось чистой и словно нетронутой. На круглом столе букет астр, рядом с кроватью квадратный восточный коврик, на покрывале ни морщинки. Ни вещей, ни книг, ни проводов, без которых немыслима и невозможна жизнь современного человека.
Собственно, и самого Канта в комнате не было.
Василий Васильевич закрыл глаза и снова открыл.
Опять начинается вся эта мистика, чтоб ей пусто было!.. Ведь кто-то сказал — пожалуйте! Он, Меркурьев, слышал это собственными ушами!.. Он не мог не верить себе и всё же не верил, мозг жаждал разумных и правильных объяснений, но их не было, не было!..
— Здравствуйте! — излишне громко поздоровалась Мура. — Можно?
— Искренне рад, — раздалось в ответ, и они посмотрели друг на друга.
Больше смотреть было не на кого.
— Да ну, не может быть, — пробормотал Меркурьев.
Они продолжила оглядываться, и ни один из них не заметил, как в кресле возле холодного камина появился человечек в старомодном двубортном пиджаке.
Только что никого не было, в следующее мгновение появился человек! Он приятно улыбался и потирал маленькие ручки.
— Сегодня прохладно, — благожелательно сообщил он. — Вы не находите, молодые люди? Не желаете сесть?
Мура с решительным и немного испуганным лицом подошла и села напротив Емельяна Ивановича — на самый краешек кресла. Меркурьев остался стоять.
— У вас созрели вопросы ко мне?
— Кто сбросил с маяка человека? — быстро спросил Меркурьев.
— Нет, нет, — перебила Мура. — Совсем не этот вопрос созрел, извините нас!..
Емельян Иванович развёл руками.
— Вы разве не поняли? — мягко спросил он. — Я не смог бы вам ответить, даже если бы желал всей душой. Я не знаю.
— Кто вы такой? — продолжал наседать Василий Васильевич. — Откуда вы?
Мура скорчила Меркурьеву зверскую рожу.
— Из Кёнигсберга, — откликнулся человек. — Не переживайте, фрейлейн, не стоит. Сложно вместить в разум то, что туда никак не помещается. Всё равно что пытаться впихнуть в китайскую шкатулку английский комод!.. Со временем ваш друг сможет уложить новые знания и ощущения в свой разум и даже проанализировать их.
— Вы обо мне говорите? — осведомился Меркурьев.
Емельян Иванович кивнул, приятно улыбаясь.
— А сами вы — Иммануил Кант, профессор Кёнигсбергского университета, автор «Критики чистого разума» и основоположник немецкой классической философии?
— В этом нет никаких сомнений.
— Но это невозможно! — крикнул Меркурьев в отчаянии. — Сейчас день, и у меня точно нет галлюцинаций! Галлюцинаций нет, а вы есть! Как это объяснить?!
— Вася, перестань, — возмутилась Мура. — Или подожди меня в коридоре.
— Вы делаете ошибку, пытаясь объяснить всё что угодно, стоя на одной-единственной позиции. Это невозможно. Материальный и сиюминутный мир вы рассматриваете с той же стороны, что и мир нематериальный и вечный. Почему? — Емельян Иванович посмотрел на Меркурьева. — Вам не приходит в голову сомневаться в существовании Полинезии, господин инженер?
Тот страшно удивился.
— Нет. А что, должно приходить?
— Вы же не видите Полинезию своими глазами и всё, что вы о ней знаете, сообщено вам посторонними людьми, доверять которым вы не можете, потому что не знаете их. И тем не менее не сомневаетесь, что она существует!
— Да, — согласился Меркурьев, ошарашенный такой примитивной логикой. — Но есть объективные данные — спутников, например.
— Вы видели эти данные самолично? Знаете, кто собирал их и обрабатывал? Вы летали на спутнике?
— Не летал, — признался Меркурьев.
— Но верите, хотя своими глазами не видели, — заключил Кант. — Отчего тогда вы не верите в то, что видите своими глазами?… Отчего существование Полинезии кажется вам вернее, чем моё?
— Не знаю, — сказал Меркурьев. — В вас я не верю, потому что вас не может быть.
Кант засмеялся.
— Есть заблуждения, которые нельзя опровергнуть. Впрочем, мы утомляем фрейлейн. Что вы намеревались у меня узнать?
— Девушка, — начала Мура. — Ваш… коллега Фридрих Бессель говорил о девушке, которую нужно найти.
— Ах, да, да.
— Кто она?
Кант немного подумал.
— Всё же очень холодное утро сегодня, — проговорил он задумчиво. — Буря принесла с собой холод. Так часто бывает в наших краях.
Он не пошевелил и пальцем. Раздался лёгкий хлопок, потом треск, и пламя побежало по сухим поленьям в камине. Вспыхнуло сразу, весело и сильно, словно огонь только того и ждал.
— Я уже видел этот фокус, — пробормотал Меркурьев.
— Нам привычнее с огнём, — пояснил Кант. — Мы жили, а рядом горел огонь — свечи, камина или печки.
Он протянул к камину сухие ладошки.
— Итак, девушка, — продолжил он задумчиво. — Она здесь, и она хранительница дома. Видите ли, мои юные друзья, сей дом не просто помещение под крышей. Это обиталище. На этом месте дом был всегда. Он неоднократно перестраивался, но я запомнил его именно таким. И его нужно сохранить, чтобы не произошли фатальные и трагические изменения. Мы со своей стороны тоже прикладываем усилия, но этого мало. Вам также придётся приложить.
— Мы бы приложили, — сказал Меркурьев. — Если бы знали к чему.
— Нужно найти хранительницу и оберег. Соединённые вместе, они выправят положение. Точнее даже не положение, а некий наметившийся перекос.
— Я ничего не понял, — признался Меркурьев.
— Как её найти? — спросила Мура.
— Положение хранительницы передаётся по наследству, — сообщил Кант, пожалуй, печально. — Это единственное, что я могу сказать. Ищите наследницу дома.
— Подождите, — перебил философа Меркурьев. — Наследницу? Дочь Захарыча, что ли?
— Возможно.
— Но она живёт в Москве уже тридцать лет!
— Откуда ты знаешь? — прошипела Мура.
— Оттуда, что Захарыч её тоже ищет и найти не может.
— Она здесь, — сказал Кант. — Среди нас. Времени осталось маловато, и нужно спешить.
