– Тишина.
Я бегло осветил лежащих. Никто не двигался.
– Будь внимателен. Понял?
– Есть, командир! Не боись, муха не пролетит!
– Ну-ну…
С этим напутствием я улегся на бетонный пол. Подушкой мне служил рюкзак, а жидковатым матрацем – собственные утепленные куртка и брюки. Ну да ничего, не впервой, и не на таких ложах снились мне свет, облака и пьянящий восторг полета…
Но ничего подобного в этот раз не было. Лежал, не мог уснуть, хоть умри. И даже вроде бы какой-то противный озноб стал пробегать по телу… Я стиснул зубы. Было здесь не жарко, что верно, то верно, но и не настолько уж холодно, чтобы трястись… Черт! Я выругал себя, ибо не ждал такого. Нервы! Какие у тебя нервы, бригадир? Нет у тебя нервов. Не должно быть. Кому, как не тебе, этого не знать.
Знал, конечно. Кое-как с собой сладил. Дрожать перестал, но уснуть все-таки не мог. Стал заставлять себя… заставил, и тут себя переломил. Не помню, как погрузился во тьму, будто исчез из этого мира, вернее, мир исчез для меня. Пустота.
– …Командир! Командир!
Я проснулся мгновенно. Раз! – и голова ясна, без всяких там блужданий меж виденьями и явью.
Из серой пелены рассвета на меня смотрели два лица: обалдело-растерянное и мрачно-похоронное. Жмых и Ирокез. Шесть утра, второй должен был сменить первого. Но, похоже, со сменой что-то вышло не так.
– Тише, – было первое мое слово, хотя будили они меня шепотом. Прочий личный состав, судя по всему, еще спал. – Что случилось?
– ЧП, – Ирокез был, как всегда, краток. – Убийство.
Мне показалось, будто во мне вспыхнуло что-то, горячо плеснуло в голову. Но я совладал с собой. Встал и спокойно спросил:
– Кто?
– Доцент, – сказал Ирокез. А Жмых отчаянно закивал, подтверждая.
Я глянул на лежащих. В полумраке все выглядели одинаково, все как будто спали. Вот он, Доцент, немного поодаль от прочих. Я бесшумно подошел, нагнулся над ним…
Да. Колото-резаная рана спины, точно в область сердца. Крови почти нет, удар нанесен абсолютно профессионально. Орудие убийства, несомненно, НР. Жертва наверняка даже не дернулась, может, и боли не почувствовала. Удар – и все. И на тот свет.
Я выпрямился.
– Как это произошло?.. Виноват. Неверно поставил вопрос. Как вы это обнаружили? Жмых?
– Это не я, – поспешно сказал тот. – Ну… – он затоптался на месте, путаясь в словах, – ну, то есть, я и не заметил. То есть… Короче, командир, я пост от вас принял, заступил. Все нормально, все спят, все тихо. Я во все глаза, во все уши!.. Но все тихо. Зенит чего-то поворочался, даже чего-то буркнул…
– Что именно?
– Не расслышал, – признался Жмых с таким видом, словно виноват в этом. – Так, чего-то бормотнул, разве поймешь… И не проснулся. Поворочался да уснул обратно. И все, потом больше никто ничего… И вокруг тоже тихо, где-то далеко вроде шум мотора слышался, но это где-то… – он махнул рукой. – Ну вот. Потом чуть светать начало. Тут как раз пора меняться. Я его разбудил, – он кивнул на Ирокеза. – Ну, пост сдал, пост принял – все нормально. Потом…
– Стоп, – тормознул я его. – Теперь ты докладывай, – предложил Ирокезу.
Тот стал еще угрюмее.
– Ну чего? Смотрю: лежит. Что-то не то. Поза не та. Вроде спит. Но я-то вижу… Не спят так. Подошел, присветил. Все, труп. Холодный уже.
– Ясно. Так при тебе?.. – я повернулся к Жмыху.
– Да говорю же, тихо все! Вообще тишина, я еще порадовался: надо же, тихо-то как…
– Ясно, ясно, – я подосадовал на себя за то, что задал пустой вопрос. – Значит так. У тебя было тихо, у меня тихо. Труп холодный. До меня был Франт…
На этом имени я осекся. Конечно, парни это заметили. Но спросить не рискнули.
А я скомандовал:
– Так. Общий подъем!
* * *
Все молча стояли передо мной почти по стойке «смирно». В одну шеренгу. Семеро живых. Один мертвый лежал у навсегда погасшей котельной установки.
Плюс восьмой живой – я – молча прохаживался вдоль строя, чувствуя власть над людьми, старавшимися не пошевелиться, не издать лишнего звука. И еще острее чувствуя, насколько хрупка эта власть, насколько я не могу ошибиться. Один неверный шаг – и все полетит к черту.
Про себя я холодно усмехался, классифицируя ситуацию как завязку классического детективного сюжета «преступление, совершенное в кругу известных лиц» – иначе говоря, когда все подозреваемые. Но говорить это я, конечно, не стал. И вообще бровью не повел. Прекратил ходьбу, резко развернулся лицом к строю.
– Буду краток. Сейчас мы все подозреваемые. И я тоже. Поэтому будем делать все, как я скажу.
Логики в этих словах было немного, но это неважно. Важно – держать всех в психическом кулаке. Я это и делал. И не собирался разжимать кулак.
– Всем достать холодное оружие! – скомандовал я и первым потянул из ножен НРС.
Тут главное, чтобы приказ был исполнен немедля. Крот и Франт тут же схватились за клинки, за ними прочие. Лишь Катя помедлила, вопросительно смотря на меня.
– Я сказал – все! – повысил я голос, и Катя послушно взялась за нож, он у нее имелся в комплекте снаряжения.
Так! Пока все ладно. Но…
Но вот он – самый острый момент. Во всех смыслах. Признаюсь, я ощутил неприятный холодок, увидев блеск клинков, направленных на меня, хотя в помещении и так не было жарко.
И я заметил, как нехорошо изменилось лицо Шадыма. И сразу к нему.
Его рука, держащая нож, слегка дрожала. А на клинке отчетливо виднелись следы крови.
– Это не я, – пробормотал Шадым, как ребенок, которому предъявляют вопрос: кто взял шоколадку из буфета?.. С трудом сглотнув, он повторил: – Нет, правда, не я. Я и сплю-то как убитый, пока не разбудят, по тревоге или там по подъему… Я… я не знаю, как это! Командир, это не я, я свои часы отстоял и сразу вырубился, пока не разбудили…
Он нес чепуху, но совершенно искренне, отчаянно и обалдело. Ни один психолог не усомнился бы в честности этих признаний – разве если бы признающийся не был гениальным артистом, Щепкиным каким-нибудь. Шадым таким точно не был.
– Я тебе верю, – неожиданно сказал я. Неожиданно для других, не для себя.
Оглядев окаменевшие лица бойцов, я намеренно улыбнулся так, чтобы от этой улыбки озноб у них прокатился по спинам… Не знаю уж, прокатился он у кого-то или нет, но темп событий я подхлестнул.
Один шаг – и я напротив Франта.
– Что, – и улыбка стала еще более зловещей, – не удалось?
Он смотрел на меня с наигранным удивлением, но затем взгляд дрогнул, забегал…
Нельзя терять ни секунды!
