Возможно, еще и потому местные аристократы тянутся к нему, чувствуя такого же аристократа до мозга костей. Даже то, что Альбрехт хотя бы на пару часов надевает позолоченную кирасу, выглядит особым шиком, так как носит золотой пояс с подвешенным кинжалом.
В империи Скагеррака повторяется то же самое, что и в империи Германа: все население в городах, где останавливаются багеры, да еще в селах вокруг, а еще в городах и селах, которые очень хорошо видно с багеров, но где отсутствуют причальные пирамиды.
Палант наивно поинтересовался, почему императорские войска не сбрасывают на дома таких бунтовщиков тяжелые камни с багеров, сразу бы привели в чувство, Альбрехт на это поморщился и сухо заметил, что местные давно приняли меры, отодвинув города в сторону, никаким камнем не добросить.
Норберт поглядывал с ожиданием, но ничего не спрашивал, Альбрехт же поинтересовался с сочувствием:
– Сэр Ричард… вы обещали быть у Германа?
Я вздохнул.
– Помню. Мне кажется, просто оттягиваю неприятный разговор.
– Почему неприятный? – спросил он с интересом. – Напротив! Поторжествовать, покуражиться, походить гордой птицей, распушив хвост… У вас все козыри!
– Так и собирался, – признался я, – приказ явиться был просто оскорбительный.
– Так чего же?
Я посмотрел исподлобья.
– А сами как на самом деле думаете? Нет-нет, не смотрите так это блудливенько в сторону!
– Сэр Ричард!.. Я сама честность… Почти всегда!
– Злость, – сказал я, – проходит быстро, для вас не новость. А император, скованный по рукам и ногам законами и вековыми традициями, что мог сказать и сделать? Да, на мое неоднократное непослушание велел явиться к нему, иначе сам пришлет войска… а что еще мог сказать в присутствии придворных? Иначе те сразу начали бы шушукаться о его слабости и никчемности. С другой стороны, давал мне титулы, однажды спас от петли… что, конечно, для вас не так важно, но мне почему-то приятно.
– Император все делал в своих интересах, – напомнил он. – Укрепляя вас, упрочнял свою власть на северном континенте. Пусть не власть, а влияние… Ну, как он рассчитывал или хотя бы надеялся.
– И все же, – ответил я, – как-то рука не поднимается удавить по-тихому и забрать жен, любовниц, земли и корону себе.
– Сперва нужно поговорить, – согласился он. – А потом слово за слово… можно не просто удавить, а разорвать на куски в благородной ярости, что воспеваема бардами и считается признаком благородного происхождения.
– Да? – переспросил я в имперской озадаченности. – Хорошо, будете сопровождать меня в столицу Германа. Посмотрите на императора, прикинете, как душить будете… или золотой табакеркой по голове, тоже проверенный вариант. Вам понравится.
Он вздрогнул, сказал опасливо:
– Может, не надо?
– Что с вами, герцог? – спросил я. – Не замечал за вами такой застенчивости.
Он вздохнул, выпрямился и взглянул с прежним холодным самообладанием.
– Что странно, я тоже за вами такого не наблюдал, а должен бы. На моих глазах от рядового рыцаря до императора, но все как должное, ни одного пира на радостях!.. А сейчас для вас и Маркус… как бы ровня. Сэр Ричард… ваше Звездное Величество, а что впереди?
Я ответил нервно:
– Дайте с этими конюшнями разгрестись!.. Собирайте в мешок пудру и румяна, сейчас отправимся. И духи возьмите, вы ими даже сапоги брызгаете?.. Периальд, не спи, позови герцогиню из кабинета. Только вежливо, понял?.. Ты же теперь благородный рыцарь!.. А она благородная дама, хоть и женщина.
Герцогиня вошла быстро, деловито, однако мужчины за столом синхронно поднялись, кто-то даже слегка поклонился, остальные смотрят с вежливым вниманием.
Она охнула:
– Простите, у нас так женщин не встречают! Я просто даже не знаю, что и сказать…
Я кивнул на свободное кресло:
– Герцогиня, я отправляюсь на переговоры к императору Герману, но у соратников противоположные взгляды, как вести с ним дела. Что посоветуете?
Она опустилась в кресло без женской кокетливости, чувствует, как держаться с нами правильнее.
– Вы уже все, – ответила она моментально, – верно делаете, ваше величество. Не нажимайте слишком, можно сломать, а так вы достаточно мощная величина, чтобы под вашим давлением прогибался здешний мир. Но быстро нельзя, вас здесь слишком мало, а перемены никому не понравятся. Даже простому народу. Любой, кто идет против власти, на кого-то да опирается. У вас этой опоры нет. А Багровая Звезда в таких случаях только вредит.
Все молчали, рассматривая ее внимательно и продумывая сказанное. Я сказал со вздохом:
– Спасибо, ваша светлость. Вы внесли существенное уточнение. Весьма существенное.
– Просто зело, – буркнул Альбрехт.
– Не смею вас больше задерживать, герцогиня, – сказал я, – а мы пока продолжим…
Герцогиня быстро поднялась, улыбнулась всем светло и дружески, а когда за ней захлопнулась дверь, сэр Рокгаллер проговорил с завистью:
– Сэру Ричарду всегда везет! У него и женщины разговаривают, как люди, а у меня только лежат, раздвинув ноги…
Сэр Ровер сказал философски:
– Мы сами таких выбираем.
– Ничего подобного! – возразил Рокгаллер. – Я выбираю по фигуре, лицу и сладким речам. А что дуры, обнаруживаю только в постели. Потом, конечно.
– Ага, – сказал сэр Ровер с насмешкой, – значит, потом резко умнеете, а она как была дурой, так и осталась? Только вы раньше не зрели? Значит, до постели были таким же… умным.
– Грубый вы, – сказал Рокгаллер с мягким укором. – Разве можно так с соратником?.. И пахнет от вас, дорогой сэр, как-то странно. Пудра с вином, что ли?
Я похлопал ладонью по столу.
– Тихо, мы же на Совете или уже нет?.. Думаю, женщин приглашать больше не стоит. Только одна зашла, и то посмотрите на себя! Ладно, на этом заседание прерываем до моего возвращения из соседней империи. Они теперь соседи, помните!
Поднимались из кресел, суровые и сильные, но я при своей подозрительности уже замечаю, как Юг медленно вползает в их суровые души, начиная с мелких украшений в одежде и заканчивая усложненными манерами.
Отцу Дитриху и его команде священников-миссионеров здесь придется очень непросто. Это не дикарям проповедовать Слово Божье, здесь даже часть крестьян грамотная, на веру ничего не принимают, да и как принимать веру тех, кто живет беднее и чуть ли не в дикости?
За день в яркой толпе придворных несколько раз промелькнула внучка Германа Третьего, принцесса Клариссия. Обычно с двумя невзрачными девушками явно незнатного происхождения, насколько в императорский дворец могут быть допущены незнатные или не совсем уж очень знатные, но, как мне показалось, и они стараются не слишком выказывать с нею дружеские отношения, все-таки заложница, не опасно ли как-то сближаться…
