Альбрехт ощутил, судя по его взгляду, что начинаю отклоняться от темы, сказал с настойчивостью:
– А что с предыдущим императором?
– Со Скагерраком? – переспросил я. – Думаю, здесь в его дворце уже поняли, что он отныне бывший и упокоенный. Местное население подготовлено.
– Упокоенный… это покойник?
– Нет, на покое. Здесь остров Святой Елены отыщется?.. Ладно, найдем. Ему нужно было драться с Багровой Звездой, а не прятаться! Он трусливо и бесчестно бросил вверенный ему народ на гибель!
Он покачал головой.
– Весомое обвинение, вы правы. Хоть и не совсем честное, но какая в политике честность?.. Однако большинство все же понимают, что поступить иначе он не мог.
Норберт кашлянул, сказал с холодной учтивостью:
– Ваша светлость, я тоже знаю настроение придворных, как и населения за пределами города. Народ молчит, но придворные все же обижены, почему император выбрал не их? Каждый уверен, что он достойнее тех, кого Скагеррак увел с собой.
Я перевел взгляд на Альбрехта, тот сказал быстро:
– Герцог Дарабос прав, однако обида на императора не зачисляет их в наши союзники. Насколько можем рассчитывать на таких, ваше величество?
Все взгляды обратились ко мне, я ответил веско:
– Им оставим все их привилегии. И прочие так важные для них знаки внимания. Нам что, важно какого цвета у них ленты или банты? С остальными будем разбираться. Нам важнее другое. Никто в этой империи не знает, как и вообще на южном или северном материках, сколько у Багровой Звезды Смерти уходило на захват рабов и сколько потом она рушила землю.
Они слушали внимательно и настороженно, уже ощутили, насколько нас мало в этом огромном мире. Даже суровый сэр Келляве, свято верящий, что я всем обеспечу победу, смотрит серьезно и с тревогой в глазах.
– Но в любом случае, – продолжил я, – Скагеррак с его гвардией точно поднимутся из подземелий. Обычно при подобных катастрофах большинство погибают при землетрясениях, наверх выбираются единицы из тысяч. На этот раз катаклизма не будет, выберутся целые и невредимые. Понимаете, почему я это говорю?
Альбрехт сказал четко:
– Потому что судьбу императора Скагеррака и его окружения нужно решить уже сегодня. На этом совещании. Иначе и Маркус не поможет.
Наступило молчание, Норберт поднялся, все взоры обратились к нему, а он проговорил бесстрастным голосом:
– Думаю, решение напрашивается само.
– Ваша светлость?
Он ответил так же ровно и безэмоционально, словно со мной заговорила каменная стена:
– Помните, что случилось, когда в страшной битве филигоны были побеждены нашей доблестью?..
Они помолчали, только неустрашимый Келляве сразу же побледнел и зябко передернул плечами.
– И помнить не хочу. Эта исполинская шахта в глубины земли до самого ада… До сих пор снится!
Голос Альбрехта прозвучал ровно и монотонно, словно вместо него заговорил механизм:
– Звезда Смерти продавила землю… оставляя за собой огромную дыру, и неизвестно, сколько бы еще опускалась, если бы сэр Ричард не подчинил и не вызвал обратно. Нужно ли объяснять, что предлагаю?
– Хороший вариант, – согласился Келляве. – Но сперва нужно найти место, куда сэр Ричард опустит Маркус. Можно даже с размаху.
– Нельзя, – ответил я машинально, – Земля треснет, как слабо сваренное яйцо. Скагеррак не стоит такой катастрофы. Да и никто не стоит.
Альбрехт сказал серьезно:
– А Скагеррак упрятал следы хорошо. Сэр Норберт при всех титанических усилиях пока не отыскал его нору.
– Значит, – уточнил Норберт, – император пользовался не такой уж всеобщей любовью, если вот так прятал следы от всех… Сэр Ричард?
Я встрепенулся, развел руками.
– Если не пользовался любовью, то не так уж и обязательно плющить там в глубинах земли. Все-таки с ним еще куча народу. Кроме придворных, которых не жалко, еще и простые рабочие, набранные прорывать путь наверх… Они и нам пригодятся.
– А почему не плющить, если это проще?
– Поддержки населения, – пояснил я, – у него не будет. Можно, скажем, отправить в изгнание. Это выставит меня миротворцем. А потом в дальних краях можно и ледорубом по голове… Так, на всякий случай.
– Сам себя убьет?
– Типа того, – согласился я. – Или на шарфе повесится. Но один, а его свиту пропустим через люстрацию. Женщин в казармы солдатам, мужчин в каменоломни… Конечно, кто не сумеет вписаться в нашу светлую и радостную жизнь, полную оптимизма и насилия.
Они переглядывались, на лицах то тревога, то чувство облегчения, Альбрехт сказал неумолимо:
– Все остальные варианты – лишняя головная боль. Наш вождь верно говорит: нет человека – нет проблемы!
Келляве буркнул:
– Если бы он так и делал… А то мерехлюндит, и нас размерехлюндил. А мерехлюнды всегда промерехлюндивают!.. За что обожаю сэра Растера, он даже слова такого не знает. И не свойственных рыцарю сомнений!
Сэр Рокгаллер, что помалкивал, поглядывая то на одного, то на другого из говоривших, сказал со вздохом:
– Это нужно было сделать еще с логовом императора Германа!.. Никакое не убийство вовсе. Закапывались, прекрасно понимая, что наверху скорее всего завалит так, что никакими силами никто не выберется, и все задохнутся без еды и питья. Но сэр Ричард проявил непонятную слабость и малодушное милосердие!..
Я ответил со вздохом:
– Христианское милосердие, увы. Ладно, объявите награду всем, что укажет место, куда ушел Скагеррак. Большую награду. Можно даже такую, которая ничего не стоит, но местным будет важнее денег.
Он спросил с недоверием:
– А что в этом развращенном мире важнее денег?
– Титулы, – пояснил Альбрехт.
– Титулы, – подтвердил я, – привилегии, позволение носить бант сословия высшего ранга… Главное, чтобы старались, из кожи лезли.
Норберт сказал негромко:
– Время идет, в подземельях ловят каждый звук сверху. Даже в самых глубоких будут толчки и сотрясения. Но все равно, если даже не услышат, через какое-то время начнут пробиваться наверх. Конечно, это будет, когда запасы продовольствия подойдут к концу, но никто из нас не знает, насколько им хватит. Потому сэр Ричард прав, нужно поторопиться.
Глава 3
День пролетел, словно укоротился в десятки раз, половины не успел сделать, как наступил вечер, а за ним и ночь. Едва выпроводил последних из канцелярии, как поглядывающий с сочувствием Хрурт доложил, что за дверью ждет Мишелла Моррисон.
– В ночной рубашке, – добавил он.
