– Мужики… – прорезался в наушниках шлемофонов незнакомый голос. – Те, кто в танках сидит, меня слышите?
– Ну, слышим. И хрена ль тебе надобно? – ответил ему кто-то из командиров.
– А по сторонам посмотреть? Стрелять не станем, обещаю. Только вы уж, пожалуйста, ручки-то свои не суйте куда ни попадя, хорошо?
В эфире наступила тишина.
Потом лязгнул, приоткрываясь, башенный люк. Выглянувший из него танкист только сплюнул – прямо на моторном отсеке лежал деревянный ящик вполне армейского вида. Даже на вид он был тяжёлым.
– Тротил там… – «любезно» пояснил голос в эфире. – А у соседа твоего такой же ящичек под днищем.
– И чего тебе надобно?
– В лесу сидят парни с гранатомётами, так что и бэтэрам я не советую дергаться. Всех сразу, может, и не сожжём, но уйти точно не дадим – позади вас на дороге уже мины ставят. Так что есть повод поговорить.
Через пару минут из башни выпрыгнул танкист. Осмотрелся и, увидев приподнявшегося из кустов человека, направился в его сторону. Мы с ним встретились на опушке леса. Прямо около засидки гранатомётчиков. Не обращая ни на что внимания, они усердно оборудовали свою позицию. Танкист грузно опустился на поваленное дерево и снял с головы шлем.
– Ну?
– Пётр я. «Беглецом» ещё кличут, слыхал?
Он кивнул. Известность, пусть даже и крайне специфическая, тоже играет определённую роль в установке первого контакта. И очень даже хорошо играет, мужик аж в лице изменился!
– Богачёв я. Иван. Старший лейтенант, бывший старший лейтенант.
– В смысле бывший? Разжаловали, что ли?
– Так нет больше армии.
– Да ну? Вынужден тебя несколько удивить – есть! Не здесь, это верно. Но есть, никуда не делась.
И мне пришлось пояснить ему некоторые узкие моменты. Как я понял, бывший депутат на эту тему имел своё – крайне специфическое – мнение. И соответствующим образом «слегка» дезинформировал складских обитателей. Связь у них накрылась медным тазом ещё в первые дни всеобщего бардака. Новости они получили от своего начальства, которое – и теперь это становилось совсем уже очевидным – работало в тесной связке с этим хитрованом-политиком. А он, явившись со всем своим кагалом, только подтвердил самые мрачные вести.
Разумеется, известия позднее стали приходить со всех сторон – те же караванщики на язык очень даже развязные, но в силу своей профессии интересуются весьма ограниченным кругом новостей. Уж армия-то в него не входит вообще никаким боком. В наших краях её почти нет – незачем. Не от кого обороняться, радиация такой санитарный кордон создала, что через него никто не сунется. А вот где-то на югах…там, говорят, всё очень даже сурово в этом плане. Но те караваны сюда не доходят – дюже далеко.
Так что народ кой-чего и сам уже стал соображать. Но толку-то с того? Раньше надо было хай поднимать.
– У них наши семьи в заложниках, – пояснил Богачёв. – А в жилом городке повсюду эти самые бывшие чоповцы – и не вякнешь!
– В бронетранспортёрах кто?
– По-всякому… и те есть, и эти. В грузовиках, – кивнул Иван в сторону догорающих обломков, – там все поголовно его прихвостни.
– Сколько их всего?
– Было около двухсот. На каждом блоке по десятку минимум. С нами уехало человек пятьдесят. Взвод – постоянно с ним рядом. Вот и считай. Ну, и ещё всякой швали он наприманивал, человек сто. Но там вояки – как из дерьма пуля! Их больше на блоках держат, вот они там и отрываются.
Шесть блокпостов – всего шестьдесят человек. Ещё полсотни уже святому Петру отчёт отдают. Взвод с думцем. А до фига их тут…
– Короче, старлей. Антимонии разводить не стану. Воевать вы не можете. Один выстрел с вашей стороны – и мы рванём заряды. А гранатомётчики пожгут всё остальное. Поэтому моё тебе предложение!
Богачёв наклоняет голову набок и внимательно на меня смотрит. А не ссыт мужик! Одобряю! Спокоен, хотя и не может не понимать, что сейчас решается их судьба.
– Что было – то прошло. И спрашивать за то никто с вас не станет. Вы ведь мангруппа?
– Да.
– Стало быть, во всех этих фокусах, – шевелю в воздухе пальцами, – не участвовали? Ваше дело – отбить нападение, ежели таковое последует, так?
– Так.
– В таком разе имею полномочия пригласить вас всех, даже с семьями к нам. В Старопетровск. Не в сам город, там всякого ещё хватануть можно, а рядом – там у нас пришлые селятся. Со всем добром и с техникой, само собой. Место там чистое, проверяли не раз. С обустройством поможем. Думай быстро, нам ещё этого деятеля к ногтю прижать надобно. Пока он у вас чего не учудил.
– Уже, наверное, учудил. Рацию-то там ведь тоже слушают.
– На здоровье. Тут, знаешь ли, тоже не первогодки собрались. Хрен чего он там разберёт.
Я знаю, что говорю. Ещё со времени приснопамятного боя у старого артсклада осталась у нас аппаратура глушения радиосигнала. Вот, наконец, её время и пришло. Так что там, в депутатском гнездилище, могут хоть все уши проковырять – кроме шипения помех в динамике, они ничего более не расслышат.
Старший лейтенант недолго молчит. Смотрит под ноги и что-то прикидывает. Понять его можно. Всё же Старопетровск по сию пору остаётся неким зловещим местом. Во всяком случае для окружающих. Слухи ходят самые разнообразные. Монстрами и мутантами нас, слава Богу, пока ещё не считают, но откровенно опасаются. Мол, все они там безбашенные да травленные. Ещё подхватишь чего-нибудь… Отчасти это действительно так. Но немалую роль играют и распускаемые нами слухи. С одной стороны, туда никто не полезет, своя жизнь дороже. А с другой, ведь никто больше и не примет, когда узнает, откуда ты прибыл.
Я тоже молчу. Не тороплю танкиста. Рассказать ему правду? Нельзя – он ещё не наш. Да и когда переедет на новое место жительства, тоже узнает не всё и не сразу. А что поделать? Мы вынуждены тщательно скрывать истинное положение дел. Нет такой возможности ни у кого, чтобы надёжно прикрыть войсками город и его производственные площадки. Слишком близко граница, и вся та гопота, что бегает пока по ту сторону радиоактивных зон, не лезет к нам только потому, что откровенно боится.
Страх – вот самый надёжный страж наших рубежей.
Да и внутри страны тоже хватает всяких разных деятелей. Золото им гораздо ценнее чьего угодно благосостояния. А восстановить предприятия после какого-нибудь лихого налёта… Спасибо, мы уже знаем, каких трудов это будет стоить. Даже с консервации, которую провели по всем правилам, мы запускали производство почти на полгода больше, нежели рассчитывали. И это без налётов и боёв!
– Ладно, – поднимает голову Богачёв. – Уговорил. Чего делать-то надо?
После короткого разговора он возвращается назад. Забирается в танк. Проходит ещё несколько минут – он вылезает из люка и идёт ко второму танку. Туда же подходит человек из третьего. Лес молчит. Никто не стреляет, вообще не заметно никаких признаков жизни. Повозившись около одного из танков, танкисты освобождают ходовую и натягивают гусеницу. Рычит движок, из выхлопной трубы вылетают облака дыма. Танк разворачивается и подъезжает к стоящим в отдалении бронетранспортёрам. Из них так никто и не пробовал вылезать – страшно… Обугленный БТР наглядно демонстрирует ту участь, которая может ожидать любого из них.
