— Я сказал, заткнись. Ты устраиваешь сцену.
— Ты не мой начальник! — Лотти знала, что говорит как трехлетка, но ее это не волновало. Она даже топнула ногой, как капризный малыш.
Лукка насмешливо посмотрел на нее:
— Ну и кто из нас теперь ведет себя незрело?
— Ничтожество! — Лотти показала ему язык. Наверное, это уже чересчур, но ей так понравилось препираться с ним. Ее переполняло восхищение. Никогда в своей жизни она ни с кем не ругалась. А может, ей стоило это делать? Так здорово для разнообразия постоять за себя!
Его глаза потемнели.
— Даже не пытайся спровоцировать меня на оскорбления, потому что я знаю гораздо больше красочных эпитетов, чем ты.
Он протащил ее по фойе отеля, грубо игнорируя подобострастных слуг, пытавшихся заговорить с ними, и нажал на кнопку вызова лифта. Словно не осмеливаясь спорить, двери тут же открылись. Втащив Лотти внутрь, Лукка притиснул ее к стене и прижался к ее рту губами. Это было ничем не похоже на их первый поцелуй. Это был поцелуй не соблазнения, но наказания. Казалось, долго сдерживаемая ярость наконец смогла прорваться и теперь перетекала в нее невероятным жаром.
Каким-то образом ее руки оказались у него на шее, она прижалась к нему так плотно, что почувствовала мощь его эрекции. Лотти ощутила привкус крови и поняла, что вместо того, чтобы попытаться сбежать, она поцеловала Лукку в ответ, да так, словно это был последний поцелуй в ее жизни. Страсть, которая пронизывала ее всю, пугала, выходила из-под контроля. Это была дикая, примитивная ее часть, которой она боялась, но которую не могла больше сдерживать. Желание текло по венам огненной рекой. Его горячее дыхание со вкусом кофе смешивалось с ее, в воздухе витал эротический мускусный аромат возбуждения. По коже Лотти бежали мурашки, она стонала в предвкушении.
Лукка раздвинул ее ноги, одним резким движением давая понять, что может сделать с ней, и Лотти вскрикнула. Но внезапно он с тихим проклятием оторвался от нее и отошел к противоположной стене лифта. Их взгляды встретились, в его глазах читалось напряжение и отвращение к себе.
— Мне жаль. — Казалось, ему физически больно произносить эти слова. — Это было непростительно.
Лотти нерешительно дотронулась кончиком языка до маленькой ранки на нижней губе и увидела, как Лукка проследил взглядом за ее движением. Она не была готова простить его. Она злилась на него не из-за поцелуя, а из-за того, что он понял, насколько она беззащитна перед ним.
Сражение с ним сравнимо с соревнованиями по фехтованию с прутиком вместо рапиры.
Патетика. Это была сплошная патетика.
Двери лифта открылись, дав ей отличную возможность сбежать, и Лотти вышла из кабины с прямой спиной и расправленными плечами. Это был бы идеальный демонстративный жест, если бы по дороге она не споткнулась о ковер.
Глава 7
Лукка оторвал еще одну полоску бумаги, скатал ее в шарик и швырнул в стену; шарик отскочил и приземлился рядом с остальными. Впервые в жизни Лукка не мог успокоиться и сосредоточиться. Рисование было музыкой его души, но сегодня группа запаковала инструменты и ушла. Всю жизнь, какие бы эмоции его ни обуревали, с какими демонами он ни сражался, каких призраков ни избегал, он делал это с помощью карандаша или кисточки. Это был его способ очищения, тщательная сосредоточенность успокаивала его. Делал ли он предварительный набросок или рисовал своей лучшей кистью, скрупулезность процесса работы с увеличительным стеклом успокаивала его, словно колыбельная. Но не сегодня.
Он был зол. Зол на себя. Зол из-за того, что позволил себе потерять контроль.
Лотти уколола его, и вместо того, чтобы высмеять это в своей обычной беззаботной манере, он отреагировал, позволив ей увидеть ту свою сторону, которой не видел никто. Ему действительно не понравились подначивания по поводу того, что он разбазаривает семейные деньги. Кто она такая, чтобы говорить с ним так? А как насчет серебряной ложечки, с которой ее кормили все эти годы? Она жила за счет других, планировала события для них и не имела собственных.
У него есть право на семейные деньги. Состояние компенсировало эмоциональную пустоту детства, одиночество, от которого он страдал. Стыд и боль оттого, что у него нет матери, которая бы любила его и его братьев и сестер достаточно, чтобы остаться. Горесть оттого, что очередное важное событие в школе проходило без обоих родителей. Он смотрел на других детей с их гордыми родителями в школьном зале во время церемонии награждения или на спортивной площадке, вглядывался в это море светящихся радостью лиц, надеясь найти среди них мать, отчаянно пытаясь сопоставить лицо с картиной Лорена, висевшей в доме Чатсфилдов. Каждый день он думал: а вдруг сегодня его мать вернется. Вдруг придет посмотреть на него с Орзино. Подбодрить их, гордиться ими, показать, что все еще беспокоится о них. Надежды росли в груди, пока он не лишался способности дышать, чтобы потом сдуться, как воздушный шарик, который проткнули булавкой.
Он мало что получил от школы, действуя из страха и сопротивляясь власти, отрицая свой потенциал, словно наказывая родителей за то, что они недостаточно заботились о нем и даже не выказывали хоть капельку интереса.
Ему повезло, что у него есть Орзино, но близнец — это не родитель. Антонио и Луцилла, его старшие брат с сестрой, старались заполнить пустоту, где могли, но как и у Николо и Франко, следующих братьев, у них были свои проблемы.
Еще была Кара, любимица всей семьи, у которой вообще не осталось воспоминаний о матери.
Лукка провел рукой по лицу и выругался. Он ненавидел мысли о своей семье, вообще ненавидел думать. Это пробуждало эмоции, которые он давно похоронил, проливало яркий свет на темные тени его сердца, от боли он чувствовал себя плохо физически.
Лукка взял телефон и увидел кучу пропущенных звонков от брата, но вместо того, чтобы перезвонить или отвлечься в Интернете, стал смотреть фотографии, пока не дошел до фото Лотти в дворцовом саду. Солнечные лучи касались ее рыжевато-коричневых волос, окрашивая отдельные пряди в золотистый цвет, кожа была алебастровой, лишь легкий румянец касался ее щек. Лотти выглядела совсем юной и невинной, она словно явилась из позапрошлого века.
Лукка взял очередной карандаш, перевернул листок на своем эскизнике и начал рисовать…
Лотти была не против провести ночь в одиночестве. Ее опустошил активный шопинг, хотя он проходил без охраны и даже без внимания прессы, которого им удалось избежать. В ее ушах все еще звучали слова Лукки про пуританство, и она подбирала наряд за нарядом разных цветов и стилей, просто чтобы доказать, что она не такая трусишка, какой он ее считал. Лотти с нетерпением ждала момента, когда он увидит ее в ярко-розовом, с макияжем, с распущенными волосами. Вот почему ее немного раздражало, что он не пытался выйти на контакт после их небольшой размолвки.
Не то чтобы она ждала, что Лукка отведет ее ужинать или в ночной клуб. Боже упаси! Ее вполне устраивал просмотр старых фильмов на большом экране телевизора.
