Оставался еще один рисунок, не свернутый в шарик на полу, а лежащий на планшете орехового дерева у окна. На бумаге был затупленный карандаш, рядом — ластик с мелкими катышками вокруг. Античный стул стоял криво, словно Лукка резко встал. Посмотрев на рисунок, Лотти узнала свое изображение с фотографии, сделанной в дворцовом саду, и ее сердце пропустило удар. Это была незавершенная работа, но Лукка смог уловить нечто необыкновенное, делавшее ее воздушной, даже красивой. Лотти позировала для официальных портретов и ненавидела то, что получалось в результате — одна чопорность и официальность. Она всегда казалась высокомерной и строгой. Никто ни разу не запечатлел ее сущность.
Лотти посмотрела на кровать. Лукка все еще спал, медленно и спокойно дыша. Отойдя от доски, она выдохнула и продолжила наводить порядок в остальной части номера. Работа — прекрасная панацея от диких образов в ее голове, которые не должны были выходить на свободу. Никогда. Она не думала о Лукке Чатсфилде иначе как о несносном флиртующем мужчине, бездельнике и распутнике, который здесь, только чтобы причинить ей неприятности, ведь именно это он делал лучше всего. Он создавал проблемы. Наслаждался ими. Пресса задокументировала это в ярких деталях. Лукка был просто ходячий заголовок для газеты. Он не из тех, о ком нужно думать, и точно не из тех, кого она должна целовать, дотрагиваться, делить континент, не говоря о номере пентхауса, даже если в нем сотни отдельных комнат.
И она не должна мечтать о том, чтобы заняться с ним любовью, пусть даже ее притягивает к нему как магнитом.
Но даже сейчас ее взгляд все время обращался к нему. Лукка перевернулся на спину, простыня спустилась ниже, обнажая привлекательную полоску черных волос, уходящих вниз от пупка.
Лукка пошевелился, и Лотти сглотнула, чувствуя себя вуайеристкой. Есть ли на земле хоть один настолько же прекрасный мужчина? С утра на нем были темно-синие трусы, но Лотти подозревала, что сейчас он обнажен, потому что в душе вместе с использованным полотенцем она нашла его нижнее белье. Под простыней был виден контур его внушительного достоинства. Казалось, Лукке снится невероятно эротичный сон.
Внезапно он сделал жест рукой, словно собирался сбросить простыню, и Лотти не выдержала. Ее лицо горело, словно в огне.
— Кхм. Ты не один. Может, хочешь отложить это, пока я не уйду?
Он открыл глаза и несколько раз моргнул:
— Лотти?
— К вашим услугам. Не в том смысле, что… — Лотти махнула рукой, еще сильнее покраснев. — Я просто убралась… немного.
Лукка оперся на локти и нахмурился.
— Ты купила картину?
— Да, — ответила Лотти гордо. — Это было приятно… то есть весело. — Мозг отказывался ей служить.
— Хорошая девочка. — Лукка со вздохом лег и закрыл глаза.
Лотти прикусила губу:
— Ты в порядке?
— Более чем.
— Не похоже.
— Спасибо, лестно слышать.
— Я имею в виду, ты какой-то бледный. — Лотти с неохотой приблизилась к кровати и присела на край. — У тебя еда есть?
— Нет.
— Может, принести что-нибудь? Бульон или что-то в этом роде… Я могу вызвать обслугу…
Лукка открыл один глаз и печально посмотрел на нее.
— Можно сразу отнести все в туалет.
— Так плохо?
— Зато у меня есть картина. Спасибо, что выкупила ее для меня.
Лотти почувствовала тепло в груди.
— Это было очень весело. Там был один мужчина, который хотел победить меня, но я не дала. Меня не волновало, сколько нужно заплатить, я не собиралась уходить без картины. Это был такой адреналин! Такое ощущение, будто я выиграла гонку.
Лукка снова посмотрел на нее:
— Сколько ты заплатила за нее?
— Э-э-э… — Лотти прикусила нижнюю губу. — Я могу доплатить, если тебе покажется, что цена слишком высока.
Он слабо улыбнулся.
— Уверен, я могу потянуть это. Я же плейбой, разбазаривающий семейное состояние, помнишь?
Лотти робко посмотрела на него:
— По поводу вчерашнего…
— Я заслужил это. — Лукка перевел взгляд на ее рот и снова нахмурился. — Как твоя губа?
Она дотронулась до маленькой ранки кончиком языка.
— В порядке. Мне нужно чаще использовать бальзам для губ. Мадлен вечно придирается ко мне, чтобы я лучше заботилась о себе.
Их взгляды встретились. Казалось, Лукка пытается разгадать скрытую в ней загадку.
— Мне нравится твой наряд.
— Спасибо.
— Почему ты всегда носишь неприметную одежду?
Лотти опустила глаза.
— Это привычка. Способ показать, что мне безразлично мнение окружающих.
— Прессе?
— Да. Обществу. — Она снова встретилась с ним взглядом. — Я никогда не была принцессой с картинки, как Мадлен. Не думаю, что у нее вообще есть хоть одна плохая фотография. Каждый раз, когда рядом камера, я замираю, мне неловко. Я не могу вести себя естественно, когда знаю, что кто-то на меня смотрит. А публика обожает все эти внезапные снимки без макияжа, или когда ты вспотевшая после тренажерного зала… или выходишь из вертолета…
— И ты прячешься, вместо того чтобы попытаться выйти наружу и получить порцию критики.
В его глазах появилось что-то, чего она раньше не видела. Доброта. Понимание. Лотти медленно выдохнула, чувствуя странное облегчение.
— Тот молодой человек, о котором я тебе говорила… Все началось с него.
Лукка нахмурился, его глаза потемнели.
— Он критиковал тебя?
— Не столько это, сколько… — Она впилась ногтем указательного пальца в большой. — Он сделал наши фотографии. Нас, когда мы… понимаешь…
— И ты не знала об этом?
Лотти снова посмотрела на него:
— Нет, пока не увидела их у него в телефоне. Это было ужасно, я словно попала в кошмар, не могла поверить, что это происходит со мной. Он отправил снимки друзьям. К счастью, отец смог предотвратить массовое тиражирование фотографий, иначе можешь представить, какой бы это вызвало скандал.
Лукка нахмурился, и сразу словно постарел на десять лет.
— И с тех пор ты от всего отказалась?
Лотти поднялась и расправила юбку. Она никогда и ни с кем не говорила об этом. Почему она поделилась этим именно с Луккой Чатсфилдом? Неделей раньше снимки его спальни разошлись по всему Лондону. У него наверняка целый архив подобных фото.
— Тебе нужно отдохнуть. Я отменила наш полет. Думаю, стоит подождать и посмотреть, как ты будешь чувствовать себя утром. Ты уверен, что не хочешь вызвать врача?
— Нет, это просто вирус. Надеюсь, ты его не поймала. — Лукка с утомленным вздохом лег на спину. — Злейшему врагу не пожелал бы его.
