Я наткнулась на взгляд врача. И поняла, что если.
– Это просто серная пробка, – сказал муж.
Мне захотелось его убить и обнять одновременно.
Раздался раскат грома. Дочка улыбалась. Она не знала, что так громко. Она не слышала. Я помню этот день по минутам. Я после него три месяца прожила с обугленным небом, не поднимая головы. Просто стояла на остановке, пережидала дождь. То есть жизнь. Было так больно, что не хотелось дышать. Так и жила, согнувшись, словно меня сильно ударили в солнечное сплетение.
Когда-то, помню, мне стало интересно, почему солнечное сплетение так называется, и я выяснила, что при ударе в эту область, в живот, в сгусток нервов, «меркнет свет». Меркнет солнце, и человек теряет сознание.
Вот точно. Обстоятельства – болезнь дочери, ее глухота – ударили так, что померк свет. Я жила без сознания, без чувств, без перспектив, на автопилоте. Ходила, рефлекторно согнувшись. Мне все время хотелось плакать и отчаянно искать справедливость, предъявлять Богу свои прошлые заслуги. Сложное детство. Праведную жизнь. Добрые дела. Огненный диплом. Грамоты с работ. Крепкую семью. И спрашивать Его язвительно: «А Ты мне что? Болезнь дочери?»
Хотелось понять причинно-следственную связь. Отыскать «за что?» и устранить. Восстановить справедливость.
На самом деле то, что случилось в моей семье, – это ни для кого не урок. Урок – это когда можно сказать: я понял и больше так не буду. И сделать работу над ошибками.
«Жи-Ши» пишется через «И». Понятно? Понятно. ЖИ-ви. Ды-ШИ. А здесь что? Что «не буду»? Что понятно?
Я просто проиграла в жизненной лотерее. Так бывает. С хорошими людьми случаются плохие вещи.
Но главная ценность ситуации – в обжигающем правдой инсайте: справедливости нет. Жизнь есть, а справедливости нет, поэтому отбалансировать ваше счастье и несчастье в жизни некому.
– Как нет? – испуганно спросите вы. – А что есть?
А есть выбор. Только он. Живите не по бартеру. Не потому, что за это Бог пошлет вам счастье и отсутствие проблем. Не потому что вы заключили некую ментальную сделку с Всевышним: я буду хорошим, а ты мне – здоровье и счастье.
Нет этой сделки. Точнее так: вторая сторона, в дальнейшем именуемая Бог, об этой сделке не в курсе.
Будьте хорошими просто так. Без «а взамен».
Будьте ими, потому что «я не могу иначе».
Потому что быть плохим очень накладно для совести.
Грехи засоряют душу, покрывают ее миазмами зла и неприятия, старят, озлобляют, впечатывают в вынужденное одиночество.
Можно, конечно, быть сволочью, но ведь гангрена души неизлечима, и никто не захочет вас любить, а жить в дефиците любви, без подзарядки теплом, гораздо тяжелее. Тогда жизнь становится беспощадно бессмысленной…
В общем, выбор. Выбор – это все, что у нас есть. Помните анекдот, когда мужик в церкви спрашивает у священника:
– Батюшка, скажите, я не пью, не курю, жене не изменяю, я правильно живу?
– Правильно, сын мой. Но зря.
Вот он, мой главный вывод после пережитой трагедии. Живите как хотите. Главное – не зря. Все равно все будет не так, как вы планируете. Но так, как должно быть.
И единственное, что вам подвластно, – это принять. Принять, все, что должно случиться, с высоко поднятой головой. Выбрать жить. Не сдаться, не сломаться, не потерять себя.
…Мы починили дочку. Скоро все будет совсем хорошо. В доме звенит самая чудесная мелодия на свете – беззаботный смех наших детей. А мы с мужем плачем. Все три месяца плакали и сейчас плачем. Просто повод разный. То плакали от горя, теперь – от счастья.
На обугленном небосклоне снова выглянуло солнце. И я недоверчиво щурюсь. Неужели солнце? Правда? Я оттаиваю от ледяной беды, отряхиваю пепел страданий, возрождаюсь, оглядываюсь вокруг. Надо же! Как тут у вас красиво!
Режиссеры в самом конце фильма любят вставлять нарезку из кадров, не вошедших в фильм. Как правило, это забавное ситуативное ассорти дублей, где кто-то перепутал текст и что-то пошло не по сценарию. И слышен закадровый смех. И он как бы напоминает, что увиденное на экране – это не жизнь, а просто работа режиссера и команды людей.
Этот образ сейчас про меня. Три месяца, холодея от отчаяния, я смотрела фильм ужасов. Я прожила их в холодном поту, зажав ладонями глаза. Нет, нет, только не это!
А сейчас все закончилось. Прошли титры, и на экране замелькали обычные веселые кадры. Я смотрю их и пока еще недоверчиво смеюсь. И начинаю оттаивать от вечной мерзлоты. Я уже понимаю, что все, что так пугало меня – декорации, кровь, – это краска, а эмоции – хорошая игра, и никто не умер по-настоящему, и это просто страшный фильм, который закончился. Все живы и здоровы. Выкинь страх из головы и иди домой. Обними детей.
Есть мнение, что счастье должно быть тихим. Возможно, но вот мое счастье никому ничего не должно. Мое счастье – не тихое. Оно громкое и искристое. Я снова смеюсь и с удовольствием слушаю свой смех. Я заряжаюсь им. Я просыпаюсь, обгоняя рассвет, и спешу на свидание с жизнью.
У меня каждый день предновогоднее настроение. Вся моя жизнь пахнет теперь хвоей и мандаринами. И все радует. Даже то, что не должно. Слякоть. Сорванные встречи. Зимний дождь. Перегоревшие лампочки. Навязчивая реклама. Все обретает смысл. Смысл беззаботно радоваться каждому бесценному дню.
Я выпрямляюсь. Мое солнечное сплетение больше не болит. И называется так потому, что внутри меня живет солнце. Оно согревает меня и лучится из глаз.
Прошел год. Мне кажется, я не смогу забыть его никогда. Сегодня идет дождь, а грозы нет. Катя смотрит в окно, показывает пальчиком, говорит: «Дежь».
– Да, родная, дождь.
Я целую ее в макушку, на которой теперь на всю жизнь речевые процессоры. Это называется кохлеарная имплантация. Чудо, благодаря которому моя дочь снова слышит. Это был самый сложный год в моей жизни.
Наверное, моей дочери стоило оглохнуть, чтобы показать нам, какое громкое вокруг счастье…
Снежность
– Здравствуйте, проходите на кухню, я сейчас. Только ногти досушу…
– Ногти? Какие ногти? – опешила психолог.
Она работает в детском хосписе со взрослыми, у которых умирают дети. Это не работа, а наказание. Постоянный контакт со смертельным отчаянием.
Ее клиенты не красят ногти, не надевают яркое, не смеются, не улыбаются, не празднуют праздники, не ходят в кино.
Они носят черные платки, смотрят в одну точку, отвечают невпопад, подолгу не открывают дверь. Они живут в ожидании черного дня и делают черным каждый день ожидания.
