– Я должен убить повелителя оборотней! – напомнил себе Степан Золотарев, старательно изгоняя из головы мысли о навсегда потерянных родителях, большой семье братства, об оставшейся далеко в будущем розовощекой Иришке. – Я должен спасти этот мир от гибели! Я рожден для того, чтобы оказаться здесь и истребить всю зверочеловеческую мерзость!
Уговоры помогли – молодой колдун смог сосредоточиться на главном.
Как рассказывала великая Купава, столица оборотней находилась где-то в Заволочье – то ли в верховьях Камы, то ли на притоках Северной Двины. И в общем-то, Золотарев мог сразу переместиться туда. Но какой смысл? Заведомому чужаку войти в семью оборотней невозможно. Никак. Съедят еще на самых дальних подступах. Прежде чем соваться во вражеское логово, следовало прикинуться своим, прижиться в каком-то из лесных родов. А уплывать для этого за три-девять земель отнюдь не требовалось. Ведь в девятом веке до нашей эры семьи оборотней находились практически везде – едва ли не в каждой чаще.
В этом древнем мире славяне все еще обитали только на реках, ставя свои города и селения по берегам, разбрасывая в глубоких водах сети и вбивая ставни, строя лодки и огромные ладьи. За что в конце концов и получили прозвище «русских» – живущих по руслам, в порусье, бок о бок с русалками, навками и водяными.
Огороды под стенами да всякое зверье, что изредка добывалось лесорубами – все это было лишь небольшим подспорьем, приятным дополнением к рыбному однообразию.
Рода оборотней, наоборот, скрывались в густых дебрях, посвящая себя охоте и сбору даров леса – и этот народ обычно звали просто «лесовиками».
Посему, понятно, границ в привычном для человека двадцать первого века между двумя противниками не существовало. Где-то далеко на востоке, возле Уральских гор, славянских селений еще не существовало – тамошние земли принадлежали только лесовикам. Где-то далеко на западе, за полноводной Эльбой, не встречалось лесовиков – это были чисто славянские владения. Пространство же между двумя крайними рубежами – оба народа заселяли вперемешку. И война тоже шла везде. Где-то – оборотни внезапным нападением захватывали и разоряли славянские города, разрушая капища сварожичей и изгоняя местных жрецов. Где-то – славянские дружины пробирались в лес, вычищая кочевья охотников и освобождая ближние селения от осады.
Неспособные к обороне деревеньки на малых реках страдали в этой войне, как ни странно, меньше всего. Боги и того, и другого народа нуждались в молитвах, а потому сдавшихся на милость победителя селян не истребляли – их принуждали сносить чужие святилища и ставить идолы победителей.
А попробуй не сдаться, коли маленькая семья оказалась одна против целой дружины или стаи стремительных оборотней!
Посему власть в разных местах определялась лишь тем, кто побывал последним на том или ином речном рукаве.
Такова была теория, каковую Золотарев изучал в братстве.
Разобраться с реальностью ему предстояло самому.
– Реальность, реальность, реальность… – пробормотал воин великой Купавы и оглянулся на Москву.
Бревенчатый острог уже давным-давно скрылся за тремя излучинами. Однако город есть город, даже такой небольшой. Ни хвороста, ни хорошей рыбалки возле него быть не может.
– Еще час, – подтянув тяжелые штаны, решил чародей и широким шагом двинулся дальше.
Золотарев остановился, только когда солнце поднялось в самый зенит. Срезал ножом ивовую ветку с развилкой, сделал рогатку в две ладони шириной, вытянул из кармана скрученный кусок лески, намотал на самую широкую часть приспособы, пристегнул к карабинчику блесну. Раскрутил и метнул в реку вдоль русла. Леска шустро смоталась с рогатки, словно с безинерционной катушки – на нее же колдун и намотал обратно свою нехитрую снасть. Снова раскрутил блесну, бросил в другую сторону, намотал. Опять раскрутил…
Поклевка случилась только с пятой попытки. Зато – сильная, уверенная. Леска начала со свистом резать воду, рыба сделала прыжок из воды, потом еще один – но с крючка не сорвалась, и вскоре рыбак вытянул на берег упитанного судачка килограмма на полтора весом.
– С рыбалкой не обманули, – сделал вывод Степан. – Уже хорошо. С голода я не умру.
Нацепив добычу на кукан, тоже сделанный из ивовой лозы, чародей вернулся от мыска, на котором рыбачил, к небольшому ручейку, скинул обувь и по колено в воде побрел против течения, пролезая под низко висящими ивовыми ветками.
Иного пути в глубину нехоженого леса, заваленного в несколько слоев гнилыми стволами и сброшенными сосновыми сучьями, заросшего можжевельником и лютиками – в этом мире не существовало. Даже пробираясь по руслу, пареньку то и дело приходилось или пролезать под трухлявыми деревьями, или перебираться через склизкие плесневелые бревна, поросшие жирными и пыльными грибами.
По счастью, уже через полчаса такого пути слева от весело журчащей протоки обнаружилась рухнувшая сосна. Огромная, не меньше трех охватов в стволе, и с широкой корневой системой. Вывернутая, она оставила после себя рыхлый полукруг больше четырех метров диаметром.
– Готовая стоянка, – вслух решил колдун. – От реки не учуять, расчищать не нужно, кострище ничего не испортит.
Сделав вылазки на полсотни шагов в разные стороны, путник набрал целую охапку сухого валежника, развел костер, после чего еще одной ходкой нарезал огромную охапку лапника, расстелил на него плащовку, тушью нанес на угли свежие руны туманной луны, наговорив их на отвод чужих глаз, после чего выпотрошил судака, набил брюшко – за неимением других приправ – веточками можжевельника, обмазал глиной, закопал в догорающие угли, кинул сверху еще охапку валежника, вытянулся на подстилке возле огня и сладко потянулся:
– А жизнь вроде как налаживается…
Сделав несколько вдохов и выдохов, он опустил веки и очистил разум…
И в нем тут же появилась завернувшаяся в розовую простыню Иришка, провожающая его взглядом – точно такая, какой была в последний миг их последней встречи.
– Вот проклятье! – Молодой человек открыл глаза, несколько минут посмотрел на огонь, потом опять опустил веки и расслабился, очищая разум… И в чистом сознании снова появилась Ирина. На этот раз без простыни.
Чародей снова открыл глаза, удивленно ругнувшись:
– Однако…
Золотарев не мог припомнить случая, чтобы ему не удалось очистить разум для погружения в медитацию!
Но все когда-то случается в первый раз…
Не так-то просто успокоиться, когда расстаешься с любимой девушкой и проваливаешься в прошлое почти на три тысячи лет.
Он поднялся с подстилки, выкатил из догорающих углей потрескавшийся глиняный ком, слабо парящий белой дымкой. Расколол его, принюхался, осторожно ковырнул ножом, положил кусочек в рот, растер языком о небо…
– О-о, совсем не так плохо, как я ожидал! Хотя с солью было бы лучше.
Колдун еще несколько раз ковырнул тушку, потом решительно отломал глиняную корку со всей рыбины, отрезал голову, крупный кусок спинки за ним, положил его на пучок травы и отнес на край поляны, коснулся ладонью груди и поклонился:
