Правда – Ласке и Степану пришлось раздеться и все время идти пешком, где по колено, где по пояс, а где и по грудь в воде. Несмотря на жаркую погоду, в холодный струях путники быстро замерзали и потому часто вынужденно останавливались на встреченных отмелях, дабы отогреться на солнышке. И не только отогреться – ибо сильное, гибкое тело дикарки, покрытое радужными камельками, постоянно вызывало у молодого чародея не самые платонические желания. А Ласка… Ласка, похоже, таким желаниям спутника только радовалась.
Все это прибавляло путешествию удовольствия – но очень сильно его замедляло.
Однако километров десять от рассвета и до заката путники все-таки преодолевали.
На третий день река неожиданно раздалась – впереди открылся просторный мелководный плес, местами поросший рогозом, местами осокой и украшенный многими живописными островками из песка и крупной гальки.
Золотарев толкнул плот в один через текущих между островками ручейков – и очень быстро посадил его на мель. Распрямился, покрутил головой, повел плечами и сказал:
– Будем считать, это знак судьбы. Нужно осмотреться. Привал!
– Чего тут смотреть, шаман? – не поняла девушка. – Песок да трава!
– У колдунов есть третий глаз, – подмигнул ей Золотарев и ткнул себя пальцем в лоб. – Вот им и стану таращиться. А до того… – Он сунул руку в карман и достал свой примитивный спиннинг, – нужно позаботиться об удобствах.
К вечеру на одном из островков горел костер, неподалеку от которого возвышалась куча валежника, а по другую сторону лежала толстая подстилка из листьев рогоза, рядом с которой довольно мурлыкающая дикарка потрошила маленьких форелек и окуньков – рыб крупнее ладони здесь, увы, не водилось.
Подготовившись к спокойному отдыху, колдун сел на сложенную вчетверо подстилку, подтянул под себя ноги, положил руки на колени, повернув ладонями вверх, глубоко вздохнул и опустил веки…
– Шаман, а что ты делаешь?
– Разговариваю с духами… – прошептал Степан, не открывая глаз.
– А разве для этого не нужно петь и кружиться, шаман? И бить в бубен?
– Не обязательно…
– Ты с теми духами разговариваешь, которые у тебя память украли?
– Да…
– А ты про меня после этого не забудешь?
– Ласка! – не выдержав, открыл глаза молодой чародей. – Ты можешь помолчать хотя бы полчаса?
– Что это такое?
– Что?
– Ну, «полчаса»?
Степан тяжело вздохнул. Объяснять дикарке из неолита вопросы стандартных временных промежутков, увязанных на колебания атомов кварца, было задачей долгой, неразрешимой и… бесполезной. Для здешней жизни вполне хватало трех величин: «утро», «вечер» и «полдень». С вариациями типа «незадолго до» и «вскоре после».
– Просто помолчи, хорошо? – попросил Золотарев, снова опуская веки.
На некоторое время наступила тишина, потом послышался шумный плеск.
Чародей опять приоткрыл глаза.
Разумеется, это была Ласка. Пользуясь возможностью, она разделась и барахталась на мелководье, смывая со своего тела чешую и песок – с живота, бедер, плеч, с невидимого лица. Летели в стороны брызги, пуская мелких радужных зайчиков. Вечернее солнце, что дотягивалось до нее лишь отдельными лучами, пробивающими лесную крону, выхватывало яркими пятнами то высокую грудь, то бархатистую кожу на гибкой талии, то пушок внизу живота, то влажные, покрытые текучими струйками бедра.
Вот и попробуй сосредоточиться в такой обстановке!!!
Степан опять закрыл глаза, изгнал из сознания все посторонние мысли… Но тело предательски заныло слабостью, странным образом переплетенной с напряжением и сладким желанием…
– Шаман, а нас русалки на этом плесе не заласкают?
– Черт! – вздрогнул от неожиданности Золотарев. – Какие русалки?! На мне печать великой Купавы, меня не тронут. А женщины им не интересны, к тебе они не придут.
– Кто такая «великая Купава»?
– Р-р-р… Ласка! – зарычав, молодой чародей сорвался с места, кинулся на обнаженную девушку, опрокинул ее на спину, прижав плечами к песку.
Девушка довольно рассмеялась, ловя его взгляд голубыми глазами. Раскинула руки:
– Ты чего-то хотел, мой безродный шаман?
Золотарев, дав волю скрытым желанием, наклонился, крепко поцеловал желанные губы, руки его скользнули по влажному прохладному телу спутницы, по ее бедрам. Дикарка забавно фыркнула, расстегнула верхнюю пуговицу его рубахи и быстрым движением содрала ее через голову. Затем расстегнула пояс брюк. Она уже давно научилась правильно обращаться с одеждой из далекого будущего. А еще лучше, похоже, – с самим пришельцем из двадцать первого века.
Спустя несколько мгновений два обнаженных тела, погружаясь в безумное пламя сладострастия, покатились по пляжу, почти сразу попав с острова в ручеек – и здесь, на мелководье, дикарка оседлала непобедимого воина великой Купавы, погрузив его в струи прохладной воды, и одновременно все сильнее и сильнее разжигая внутренне пламя.
– Мой шаман… Я вся твоя! Вся твоя!
Вырвавшееся из повиновения тело изогнулось дугой, взрываясь вожделением – и голова чародея совершенно ушла под воду. Только примитивные инстинкты не позволили ему в миг истинного наслаждения сделать глубокий, жадный вдох.
– Мой шаман! Как хорошо, что ты меня нашел! Как же я тебя люблю!
– Еще два-три таких проявления нежности, – отфыркиваясь и опираясь локтями в податливый песок, приподнялся Золотарев. – И я труп!
– Ты что, сердишься?
– Нет, – чуть отдышавшись, упал обратно в воду воспитанник братства. – Но предпочел бы делать это в сухости…
– Что именно? – томно спросила дикарка.
– Не сердиться! – помотал головой, расплескивая капли, колдун. – Ласка, еще немного – и с меня смоется печать. Хочешь познать ревность русалок?
Угроза возымела действие – девушка торопливо откатилась в сторону, отбежала на островок.
– Твой оберег и вправду может смыться, шаман?
– Ничто не вечно, моя любимая Ласка, – поднялся Золотарев и встряхнулся, только теперь понимая, насколько замерз. – Особенно, если долго держать это в проточной воде.
– Я твоя любимая?! – услышала только самое главное дикарка и опять подскочила к спутнику, закинула руки ему за шею.
– Давай договоримся! Ты займешься ужином и отпустишь меня к небесным духам, – предложил колдун. – И пока я не вернусь, ты будешь молчать.
Он торопливо поцеловал девушку и направился к подстилке.
Опустошенность в силах и желаниях принесли совершенно неожиданный результат – воспитанник братства провалился в медитацию с такой легкостью, словно упал в черный бездонный колодец, и закружился в невесомости, обозревая живые звезды вокруг. Огоньки жили и дышали, разгорались и тускнели, передвигались и сливались в единое целое, переплетались, текли ручьями и рассыпались в просторные созвездия…
