Расстались мы с синеглазым странно и скомкано, кажется, он хотел что-то мне сказать, заканчивая экскурсию по кораблю, но не сложилось – его разыскали и попросили срочно куда-то пройти, так, что он даже меня обратно не отвёл – перепоручил. Я шла следом за совершенно незнакомым мне инопланетянином – интересно, сколько их на корабле? – и гадала, не он ли тот доброжелатель, наведывавшийся в медотсек? Вроде, нет. Но точно не уверена… хотя вряд ли он мне что сделает прямо сейчас, правда ведь?
Забавно, но инопланетянин привёл меня к каюте киару и, обозначив лёгкий кивок, отправился обратно. Я что, уже для всей команды и в самом деле питомец их драгоценного синеглазого?
Масла в огонь подлил Никита. Чтобы пообедать со мной, он даже оставил компанию, где была бледная моль, и первые пять минут я наслаждалась его обществом и эксклюзивным вниманием, пока он не спросил:
– Так что у тебя с киару? Всё серьёзно? Или так, развлекаетесь?
Я выронила вилку, не глядя её нащупала, сжала в руке… и поняла, что это был нож. И что у этих дурных инопланетян столовые ножи острые, и я умудрилась схватиться за лезвие.
Никитос посмотрел на мою руку и сильно побелел, так, что мне даже страшно сделалось – вдруг у меня там уже пальцы не все на месте…
К счастью, всё оказалось не настолько плохо, но я всё равно бросилась в медотсек, радуясь возможности улизнуть от ответа на вопрос. Потому что ответа у меня не было.
Мне было страшно признаться самой себе, насколько меня волнует этот их киару. И стыдно было, что такая мысль возникла, но я себе всё-таки в ней призналась: он обречён. Мне нельзя к нему привязываться, потому что счастье будет слишком недолгим, а потом будет очень больно. Эгоистично и как-то подленько это прозвучало, надо признать. Особенно учитывая, из-за кого именно он обречён. Но глупо об этом не подумать, как минимум. Это ведь ещё не значит, что я буду руководствоваться именно этим…
Я боялась, что безумная инопланетянка из медотсека начнёт меня пытать, что именно я решила и когда решу, если ответа ещё нет, но она вела себя так, словно утреннего разговора вообще не было. Обработала мои порезы какими-то мазями, забинтовала и сказала, что к утру всё пройдёт. Даже в медкапсулу залезть не предложила.
Остаток дня я провела в своей каюте, почти не замечая, что бешу Улу – пусть сама проваливает, в конце-то концов, и пытаясь как-то навести порядок в собственной голове и в собственном же сердце. Ничего не выходило. Мысли сбивались в тугой пульсирующий комок, а сердце заходилось беззвучным криком, что я всех должна спасти: и киару от мутации, и Никитоса от киару и стирания памяти. И себя тоже желательно как-то не обидеть. Нерешаемая задачка.
По-хорошему, мне надо было бы переговорить с Никитой, рассказать о грядущем стирании памяти, может быть, начать придумывать какой-то совместный план, но я почему-то медлила, за что сама себе была неприятна. Словно я предаю своих. Мне хотелось ещё раз переговорить с Айрданом, не знаю, на что я рассчитывала, наверное, что он меня как-то переубедит. Уговорит, что ничего страшного в этом нет, что для руан это самая обычная процедура, как к стоматологу сходить – зуб выдернуть. Ведь что-то он собирался мне сказать, но киару всё не шёл, и я незаметно для себя уснула. Спала плохо – рука постоянно ныла, а периодически и вовсе как-то «дёргала», видимо, ускоренный инопланетной мазью процесс заживления не предполагал анестезии, а может, мне «по дружбе» этой самой анестезии недодали.
Где-то в середине ночи у меня заболело всё тело, а затем боль сконцентрировалась в голове. У меня никогда не было мигреней, но, кажется, я теперь понимаю этих несчастных людей, у которых они бывают. Это ад. Самый настоящий. Тебе плохо, даже если ты лежишь в тишине и совершенно неподвижно, а стоит пошевелиться, и сразу кто-то загоняет огромную огненную иглу куда-то прямо в мозг, или даже в спинной нерв. Видимо, у меня аллергия на какие-то их мази, и надо взять себя в руки, встать и доползти до медотсека, пока не стало ещё хуже – ясно же, что симптомы будут и дальше развиваться. У меня уже вот странные ощущения в руках и ногах… С одной стороны они словно бы невесомые, а с другой – как же мне трудно заставить себя сделать хоть одно движение…
Мне повезло – несмотря на ранний час, медотсек работал, инопланетянка, имени которой я так и не знаю, а может быть, просто не помню, была там, похоже, она в принципе живёт там круглосуточно, это было бы логично…
– Мария Романова, – её голос, и так не вызывающий у меня особой симпатии, прозвучал как скрежет ножа по обратной стороне блюдца – ненавижу этот звук! – Что случилось?
Я растерянно моргнула – почему-то их теперь было две, и поспешила ответить, пока не стало ещё больше, а то вдруг они бросятся расспрашивать все разом, и тогда моя голова точно взорвётся.
– Голова… – мне казалось, что я говорила громко, но сама себя я в принципе не услышала – в ушах всё гудело, а перед глазами плыло – теперь я снова видела одну инопланетянку, но как-то нечётко. – Наверное, аллергия на эту вашу мазь, – сообщила я из последних сил, и сползла вниз по стенке.
Будет ли она вообще мне помогать? Или, пользуясь моей беспомощностью вколет свой вирус? А может… может, он уже во мне? И я в полном соответствии с обозначенными тридцатью процентами вероятности иду к тому, чтобы отбросить коньки? Склеить ласты, или как там ещё об этом сказать, чтобы не произносить само страшное слово – «умираю»?
Вот и она ко мне идёт с чем-то немного похожим на шприц, а может быть на градусник, но скорее шприц, надо же ей забрать мою кровь с этим «дозревшим» вирусом, чтобы вколоть потом своему драгоценному киару, не пропадать же добру…
Сам укол я не почувствовала, но мне почти сразу стало легче – картинка стала чёткой, руки-ноги снова моими, почти привычными, а вся я резко остыла – ощутила это по выступившей обильной испарине.
– Лучше? – неожиданно участливо спросила она, продолжая сидеть на корточках рядом.
– Что со мной? – спросила я, облизнув губы и с удивлением понимая, что они потрескались.
– Аллергическая реакция, – коротко пояснила инопланетянка, выжидательно глядя на меня.
– Что? – не выдержала я. – На что?!
– Вы не решили насчёт… вируса? – разумеется, она опять о своём.
– Нет, – сказала я, собираясь пояснить, что не решила, но не успела – мне что-то опять поплохело. – В капсулу, – предложила я, но она почему-то покачала головой:
– Нет, не поможет, простите. Сейчас я посмотрю, что ещё можно сделать.
Я с тоской проводила её взглядом – она ушла как раз в то помещение, где была вожделенная капсула. У меня опять всё заболело, и я уже была готова просить, чтобы меня просто-напросто усыпили, чтобы не мучиться, потому что жить я так точно не смогу…
Ну где же она? Почему не идёт? Не знает, что с этим делать? Но хоть бы рядом посидела, мне было бы спокойнее в присутствии медработника, пусть даже и не расположенного ко мне… А у меня, судя по всему, ещё и слуховые галлюцинации – мне какие-то странные звуки чудятся, то ли удары, то ли взрывы…
