Амстердамский шовинизм, подумала Арлетт, находя это забавным. В тех, других, провинциальных городках, народ слишком глуп даже для того, чтобы совершать преступления.
— Надо сказать, я и сама думаю, что это как-то связано со здешними делами. Но все ужасно расплывчато, и нам, по сути дела, не от чего оттолкнуться, не считая кое-каких неясных намеков. Например, того соображения, что это как-то связано с ювелирным магазином, который, как мы считаем, должен находиться на Линденграхт.
— На Линденграхт нет никакого ювелирного магазина, — сказала Трикс.
— Ну что же, — сказала Бейтс, — по-моему, это очень разумно, равно как и очень порядочно с их стороны, я и сама очень рада возможности составить более выгодное мнение об этих людях. Так что, милочка, нельзя говорить, что мясу обязательно сопутствует свинство.
— Но ведь это ужасно глупо и по-ребячески, разве нет? — неуверенно проговорила Арлетт. — Я хочу сказать, совсем как у детей. Эмиль и сыщики!
[83]
И в ту же секунду она услышала голос своего мужа.
— Эмиль, вероятно, был лучшим сыщиком всех времен. Так не раз говаривал Ван дер Вальк. — У детей это, знаешь ли, хорошо получается. Они чудо какие наблюдательные, и никто их не замечает. Они быстрые, гибкие и изумительно находчивые. Из них получались бы идеальные преступники, если бы дети не пробалтывались.
«Ну, мы-то здесь, — сказала себе Арлетт, — но где Эмиль?»
— Это чушь несусветная, дорогая, ты уж меня прости. Плохо, когда за дело берется куча народу, потому что они трезвонят об этом, но мне вот что пришло в голову, дорогая, и это может оказаться очень кстати. Например, люди будут говорить со мной безо всяких подозрений, в то время как тебе они и слова не вымолвят. И твоей вины тут нет, просто они будут спрашивать себя, к чему это ты клонишь.
— Ты хочешь сказать, что тоже хочешь помочь? — по-дурацки спросила Арлетт.
— Я собираюсь стать Эмилем, — сказала Бейтс, хихикнув. — Ну а если серьезно, лапушка моя, просто пригласи этих людей сюда, пропустить по рюмочке, а потом посмотрим, какая может быть польза от того, что мы сколотим шайку.
— Не «Четверо справедливых», — заметил Дэнни де Ври, — а «Ласточки и Амазонки».
— Пожалуйста, заткнись, — уничижительно сказала его жена. — Не думаю, что нам следует заниматься трепом или отпускать шуточки. Это очень серьезная вещь, и если по существу сказать нечего, то лучше помолчать.
— Простите, — смиренно сказал Дэнни. — Я допустил фривольность исключительно от смущения.
— Смущаться тут нечего, — энергично проговорила Бейтс. Она «председательствовала», потому что они находились в ее рабочем кабинете. То есть там, где стоял вращающийся табурет для начинающих пианистов. Все имели сконфуженный вид, чувствуя себя детьми, отлынивающими от упражнений. Почувствовав это, Арлетт достала виски. — И ни к чему разводить церемонии, — продолжала Бейтс. — Все мы были друзьями комиссара, и все мы — друзья Арлетт. И к вам это тоже относится, Дэнни и Хилари, даже если вы никогда его не знали, и мы просто решили выяснить, кто убил его и почему.
Она сказала это твердо, как нечто само собой разумеющееся, тоном, исключающим какие-либо возражения и не оставляющим места для драматических страстей. Так же она могла бы сказать: «А теперь тональность ми-бемоль, держи хороший ровный темп и не выплескивай свои эмоции».
— Это будет комитет, — сказал Вилли так, словно ему прежде доводилось заседать в нескольких комитетах. Он строго оглянулся, но никаких смешков не услышал. И подал первую конструктивную идею. — А вот эти часы, миссис… э… Арлетт, с которыми он возвратился домой и которые были подержанными; я хочу сказать, мы не знаем, купил ли он их в ювелирном магазине или еще где-то, но мы наверняка можем это выяснить, если он дал чек. Конечно, если это были наличные…
— Нет, он расплатился чеком. Я видела копию, но там просто сказано: «часы».
— Без указания получателя платежа?
— Я знаю, что полиция просмотрела все его чеки, чтобы выяснить, нет ли там чего-то необычного, но, конечно, ничего такого не было. Я хочу сказать — оплата часов — что здесь такого? Я никогда прежде над этим не задумывалась.
— Если бы чек был кроссирован, мы могли бы установить, кому он был выписан.
«А ведь это так очевидно, — подумала Арлетт, — неудивительно, что мы никогда об этом не задумывались. В то же время…»
— Раз это настолько просто, — трезво сказал Дэн, — то, возможно, позволило бы нам выявить пресловутого Дика, но навряд ли позволило бы найти убийцу.
— Не важно, — энергично проговорила Бейтс. — Мы в любом случае должны действовать методом исключения, и это единственный способ сузить круг поиска. Я могу также сказать, что нам придется столкнуться с какими-то препятствиями и ошибками — это уж как пить дать. Я тут прикинула кое-что. Арлетт, лапушка моя, если ты позвонишь управляющему банком, он сообщит перечень твоих счетов?
— Конечно, я его уже получила, только еще туда не заглядывала.
Трикс, судя по виду, была слегка шокирована, но промолчала.
— Телефонный звонок легко решит эту проблему. Ну, что там еще есть?
— Запись про картины, имя Луи, Б. и «парень», который может быть Диком, а может и не быть. — Дэн, весь день изучавший блокноты, знал теперь их как свои пять пальцев.
— Это все непонятно.
— Не важно. Согласитесь, ключом к разгадке может стать все, что угодно. Возможно, ничего важного тут нет, но это вызывало у него какие-то соображения, потому что есть эскизы картин — такие человек делает с предмета, занимающего его воображение.
— Когда дело каким-то образом касается картин, — сказала Арлетт, — я всегда могу обратиться к нашему давнему знакомому, торговцу картинами, который иногда консультировал мужа по вопросу подделок, но, конечно, это совершенно гиблое дело. Нет ни малейших оснований считать…
— Никогда не нужно пренебрегать даже слабой надеждой, — убежденно сказала Хилари.
— И всегда есть хоть какое-то основание верить, — сказала Бейтс, которая упорно ходила в церковь, несмотря на схизмы, ереси, грехи, заблуждения и еще многое такое, что осуждается самым категорическим образом.
— Что еще?
— Ну, есть поэзия. Несколько необычная — вещица про ободранное дерево и фальшивые яблоки.
— Это не пригодится, — сказала Арлетт. — Я знаю, о чем это, во всяком случае, имею смутное представление — что-то насчет политической жизни в Шотландии пару столетий назад.
Сообщение Арлетт несколько охладило их пыл.
— Не важно! — сказал Дэн, приходя в себя. — И все же это должно иметь отношение к чему-то или к кому-то. А иначе зачем бы он стал делать такую запись в рабочий блокнот? Все что-то значит, — упрямо повторил он.
