— Но мы не позволим Арлетт пойти на такой риск.
— Мне кажется, — сказал Вилли, — что нам для начала нужны какие-то дополнительные доказательства. А как насчет этого Босбума? Ведь, как бы там ни было, это он продал часы. Вполне возможно, что убийца — он.
— Притом, что он принял чек и получил по нему деньги — не будь таким смешным, черт возьми, — сказала его жена. — Это бы прямиком привело нас к нему.
— Нет, пока еще не привело. Имя Босбум — очень распространенное.
— Леса кишат ими, — сказал Дэнни. Арлетт разбирал нервный смех, который она была не в силах унять. «Босбум» на голландском означает «лесное дерево». — Арлетт могла бы это проверить.
— Это рискованно.
— Перестаньте говорить мне про риск, — яростно огрызнулась Арлетт. — А как насчет риска для вас?
— Нет никакого риска, — сказал Дэн. — Это правда: если мы пойдем с дурацкими историями. Ну, скажем, например, «меня отрекомендовал вам мой друг комиссар», он будет не в состоянии сидеть и обдумывать способы убийства, уж слишком будет напуган.
— Напуган буквально до смерти, — заметила Хилари.
— Значит, с этим решено — мы все сходим к нему, — мстительно сказал Вилли. — Хотел бы я посмотреть, как этот ублюдок вспотеет. Чепуха, Трикс, нет никакого риска.
— Если только для того, кто пойдет последним, — невесело сказала Трикс.
— Потому что к тому времени он будет страшно напуган.
— Последней пойду я, — сказала Бейтс.
Все они переглянулись. Последовало смущенное покашливание, но никто не стал оспаривать за пианисткой этого почетного места. Это было совсем так, как если бы она сказала: «Я последней оставлю затонувшую подлодку». Кто бы мог подумать, дивилась Арлетт на старую матушку Контрапункт. Факт, что у нее характер сильнее, чем у остальных четырех, вместе взятых.
Это было правдой — то, что амстердамский лес полон деревьев. В телефонном справочнике хватало Босбумов. Арлетт отправилась в отделение Кредитного банка Нидерландов «Плантаге мидденлаан», но ее приняли с холодной официальностью.
— Мы рассматриваем адреса наших клиентов как конфиденциальную информацию.
«Да кому вы лапшу вешаете на уши», — грубо сказал бы Ван дер Вальк. Арлетт избрала женский, эмоциональный подход:
— Могу я переговорить с вами с глазу на глаз?
— Я не вижу в этом особой пользы. — Кассир являл собой самую закоснелую, самую дубовую, самую правильную разновидность голландца.
— Вам ведь ничего не стоит выслушать.
Ее большой финикийский нос, надменно торчавший, ее восхитительно прямое тело — все напряглось от подавляемого желания с разворота влепить пощечину этому правильному маленькому человечку и запустить его вежливой маленькой табличкой с надписью «главный кассир» в ближайшего клерка, глазевшего на нее с отвратительной смесью похотливости и осуждения.
— Если вы настаиваете, хотя, должен сказать…
— Просто выслушайте меня. Я — вдова комиссара Ван дер Валька, полицейского, который был убит на улицах, когда совершал вечернюю прогулку.
— Э… Примите мои почтительные соболезнования.
— Ваши почтительные соболезнования, к сожалению, мне совершенно ни к чему. Я не прошу у вас ничего, кроме адреса человека, которому мой муж заплатил деньги.
Возможно, ключевую роль тут сыграло слово «деньги».
— Разумеется, мы относимся к вам с сочувственным пониманием.
— Я не прошу у вас ничего, кроме адреса.
— Наши правила конфиденциальности…
— Я спрашиваю вас, вы предоставите мне эту простую, безобидную информацию или нет?
Ужасная женщина подавала признаки того, что она сейчас закричит.
— Умоляю вас, нет никакой необходимости в том, чтобы…
— Есть огромная необходимость. Если бы вашу жену убил вооруженный грабитель, вас бы удовлетворили чьи-то правила и инструкции?
— Но, право же…
— Я не прошу у вас ключ от входной двери.
— Тише, пожалуйста. В данных обстоятельствах я сделаю исключение. Но вы понимаете…
— Дружище, — устало проговорила Арлетт, — не мучайте меня больше.
Розы прорастали с силой, которой нипочем любые правила. Теснота, загрязненная атмосфера, тяжелый покров темно-серых облаков, холодный северо-западный ветер, дувший со Скапа-Флоу, где по-прежнему стояла зима, — и это в самом конце апреля — ничто их не останавливало. На на некоторых уже показались почки. Мистер Босбум встретил ее с агрессивной грубостью, которая поразила Арлетт. С чего бы ему быть так враждебно настроенным? Это же просто человек, который продал ее мужу часы.
— Не представляю, чем бы я мог вам помочь.
— Вы можете по крайней мере выслушать? Вежливо или хотя бы терпеливо.
— По крайней мере, мне следует на это надеяться. Мне бы не хотелось, чтобы вы сочли, будто у меня недостает элементарной учтивости. Но что касается столь безвременной и несчастливой кончины вашего супруга, то… Вы, наверное, считаете, уж простите меня, что я утаил информацию от полиции.
— Я не имею никакого отношения к полиции. Они ничего об этом не знают. Мне нечего им сказать. Это сугубо личное. Я не собираюсь делать какие-то упреки или даже замечания в ваш адрес, которые вы могли бы счесть оскорбительными.
— Я склонен вам верить и выслушать, разумеется, с должной учтивостью все, что вы пожелаете сказать. Мне не верится, что я могу вам помочь.
— Может быть, вы по крайней мере пригласите меня пройти в дом?
— Прошу прощения… Не угодно ли будет присесть?
— Я не пытаюсь добиться от вас сочувствия, — медленно проговорила она. — И не стремлюсь втравить вас во что-то. У меня нет никаких оснований считать, что есть нечто такое, что вы можете рассказать мне и чего бы не рассказали бы полиции, конечно, если допустить, что у вас было что им сообщить.
— Нечего мне было рассказывать.
— Безусловно.
— Так могу я поинтересоваться, какую цель вы преследовали, оказав мне честь своим визитом?
— Не будьте слишком официальным, — печально проговорила Арлетт. — Постарайтесь поверить — у меня нет никакой корысти.
Он наклонил голову и ничего не сказал.
— Вы продали моему мужу часы.
— Я этого не отрицаю. Вполне невинная сделка, как мне представляется.
— У меня нет оснований вас в чем-то обвинять.
В его поклоне засквозила насмешка.
— Видите ли, он записал кое-что в блокнот. Что-то насчет парня, который работал в ювелирном магазине, которого заподозрили, или он считал, что его заподозрили, в воровстве. Очень туманно и, можно сказать, совсем малозначительно.
