Когда я проходил мимо раненого солдата, один из его товарищей уже пытался остановить обильное кровотечение из культей оторванных ног, в то время как другой схватил его за руку, чтобы тот не дергался. Я всеми силами старался не представлять себе ту боль, которую испытает этот несчастный, когда пройдет первый шок.
Когда я добрался до позиций стрелков, меня подозвал офицер. Я поставил ящик с телефоном на землю рядом с ним и воткнул провод заземления в сухую землю.
Офицер взял телефонную трубку и стал набирать командный пункт.
– Плохое заземление! – крикнул он. – Нет связи!
Я стал возиться с проводом заземления.
– Помочись на него! Нет, ну чему они там только учат этих желторотиков?..
Усвоив важный прием из области практической телефонии и не желая более испытывать судьбу и перетруждать своего ангела-хранителя, я на обратном пути к командному пункту все-таки обошел минное поле, совершив пятикилометровый крюк…
Глава 6
На таганрог
Яростно наступая вдоль северного побережья Азовского моря, мы, несмотря на упорное сопротивление русских, взяли Мелитополь, а потом ликвидировали прорыв противником линии фронта на участке наших румынских союзников. Продолжая наступать в восточном направлении, мы взяли Бердянск. Именно здесь после того, как меня прикрепили к пехотному взводу, я впервые ощутил на себе, что значит очистить окопы от Советов. Незаметно добравшись до траншей противника, мы разделились на две группы, и каждая бросилась на выбранный для удара участок. Неуверенность защитников, которые не знали, откуда сейчас ждать беды и кто сейчас вынырнет из соседней траншеи, свой или враг, давала нам решающее преимущество.
Упиваясь сиюминутным успехом, мы запели от радости. Надо отметить, что здесь мы все хорошо загорели, а наши волосы были выбелены жарким украинским солнцем. Мы пели победные марши вплоть до Таганрога, а к тому времени наши глотки уже совсем охрипли…
Наши грузовики остановились, пропуская колонну беженцев. Свои пожитки они несли в больших мешках, перекрученных посередине и перекинутых через плечо – так, чтобы одна половина болталась спереди, а другая – сзади. Такой прием давал возможность нести дополнительный груз в руках.
Три офицера из первого грузовика, до которого от нас было метров пятьдесят, соскочили на землю и закричали на беженцев, чтобы те не мешали нашему движению. Беженцы, главным образом женщины и дети, неохотно посторонились, образовав рваную линию вдоль придорожной траншеи.
Когда мы проезжали мимо них, одна девушка лет восемнадцати опустила свой мешок на землю и ловким движением руки заправила прядь темных волос за ухо.
– Счастливого пути, – произнесла она по-немецки и помахала рукой. Возможно, это были единственные немецкие слова, которые она знала.
– Спасибо, спасибо, – ответил один из солдат, сидящий у борта грузовика, и его загорелое лицо озарила широкая белозубая улыбка. – Боже, да она хорошенькая! – воскликнул он, вытягивая шею, чтобы подольше держать девушку в поле зрения, пока грузовик проезжал мимо офицеров, стоявших у края дороги и наблюдавших за продвижением колонны.
Я уже и не думал, что снова услышу голос этой девчонки, но потом вдруг до нас донеслись ее крики, которые не смог заглушить даже рев моторов. Мы все вскочили со своих мест, чтобы посмотреть, что там стряслось.
– Ради бога, что еще за шутки?! – сердито воскликнул один из товарищей.
В конце колонны девушка изо всех сил пыталась вырваться из объятий одного из крепких немецких солдат. Офицеры, встревоженные происшествием, бросились к девушке, на ходу выхватывая пистолеты. А та, не в силах совладать с насильником, отчаянно кричала и плакала, пока тот срывал с нее одежду, не обращая внимания на приближающихся к нему офицеров.
Трое офицеров с трудом оттащили от перепуганной девчонки одного из ветеранов «Лейбштандарта», участника Греческой кампании
[14], и толкнули его на землю. Раздались пистолетные выстрелы, и солдат остался неподвижно лежать на земле. Раскрыв рот от удивления и ужаса, мы провожали взглядами офицеров, которые торопились занять места в головном грузовике нашей колонны. Оставленный гнить у обочины дороги, мертвец больше не был одним из нас. Полученный в тот день урок не потребовал никаких объяснений…
Крупный город на берегу Азовского моря Таганрог, с его металлургическим и авиационным заводами, а также прочими промышленными объектами, был для нас важной стратегической целью. Наше подразделение, изрядно поредевшее от потерь в недавних боях, состояло приблизительно из 300 человек и горстки «штурмгешутце» (самоходных бронированных штурмовых орудий, которые, как и танки, перемещались на гусеницах).
Оставив позади реку Миус, мы двигались походным маршем вдоль железной дороги, ведущей к Таганрогу с юга. Особого сопротивления со стороны русских не было, и мы не снижали скорость, а группа управления роты, в которой состоял я, занимала один из трех грузовиков, выделенных «Лейбштандарту» лично президентом фон Гинденбургом в 1932 году. Наш грузовик двигался примерно в середине колонны.
Однажды мы резко остановились. Вскочив с места, чтобы осмотреться, я увидел, как гауптштурмфюрер Кроха с биноклем в руке осторожно пробрался к краю железнодорожной насыпи слева от нас. Осмотрев местность, он приказал минометным расчетам взять под прицел участок у обочины дороги. Пулеметные расчеты заняли позиции наверху. Распределили боеприпасы. Вдали клубилась красная пыль: по направлению к нам двигался крупный кавалерийский отряд противника – из 300 или 400 всадников и множества повозок.
Тоном человека, которому только что посчастливилось отыскать клад, один из пулеметчиков с улыбкой отметил:
– Мы их сейчас перестреляем, как уток, если только они нас не засекут.
Мы заглушили моторы. С каждой минутой русские были все ближе и ближе. До нас донеслась негромкая песня. Красивая и мелодичная, она звучала то громче, то тише, словно перышко, трепещущее на прохладном ветерке. Совершенно не подозревая о нашем присутствии, русская колонна оказалась прямо перед нашими позициями.
– Огонь!
Люди и лошади смешались в кучу, попав под каскад минометных разрывов. Повозки переворачивались и разбивались вдребезги. Русские, а среди них было немало штатских, в поисках укрытия в панике бросились в тыл. Но щелкнули затворы наших пулеметов, и рассеянные группы противника попали под смертоносный перекрестный огонь. Одному из комиссаров удалось на время восстановить дисциплину и даже организовать подобие кавалерийской атаки, но, ведя огонь из более выгодной позиции, мы безжалостно пресекли эту вылазку.
По мере того как количество целей значительно уменьшилось, наш огонь перестал быть таким интенсивным, как вначале. Вскоре передали приказ прекратить огонь. Пулеметы заглохли так же внезапно, как и начали свой смертельный отсчет. Послышались слабые стоны раненых и хрип лошадей. Несколько ошеломленных русских вскочили на ноги. Подняв руки, они ожидали своей участи.
