– Слава Богу, пронесло. Теперь долбят по церкви. Вероятно, думают, что у нас есть корректировщики на колокольне, – вздохнул один из солдат.
Когда обстрел деревни наконец резко прекратился, я осторожно высунул голову на свет. Ниже, на склоне у реки, дымились разбитые дома.
Унтершарфюрер, отвечающий за наш отряд, осмотрел местность в полевой бинокль.
– Неразорвавшиеся снаряды, – громко объявил он, разглядывая зловещие воронки. – Буквально сотни! – А потом хихикнул: – Глядите, вот сумасшедшие! Наши саперы уже занялись их обезвреживанием.
Глава 11
Весенние улыбки на берегах Самбека
Жалобы поступали отовсюду. В тщетной попытке получить хоть какое-то облегчение, мы делали себе маски из кусков материи и накрывали ими рты и носы. В таком виде мы были похожи на грабителей с Дикого Запада.
– Как можно спокойно поесть с такой вонью в воздухе? Она же пропитала всю еду!
– Да что там еда! Эта вонь поступает мне прямо в желудок, и хочется блевать.
– Я едва дышу – мои легкие просто отказываются работать…
– Этот запах ощущается даже тогда, когда стоишь против ветра. Как такое может быть?..
С каждым днем зловоние усиливалось по мере того, как на фоне оседающего снега обнажались почерневшие части разлагающихся трупов в русском обмундировании. Запах был вездесущ, как-то его приглушить или ослабить было невозможно. Каждый вдох – подсознательный акт при нормальных обстоятельствах – превращался в мерзкое испытание.
Наконец командиры вняли нашим жалобам. Подразделение вермахта пригнало большую группу русских военнопленных, которым предстояло навести здесь порядок. Закрыв нос масками из разодранных тряпок, военнопленные принялись растаскивать кучи гниющей плоти, отделяя один труп от другого и зачастую находя оторванные конечности. А один раз, когда военнопленный потащил очередной труп к соседней яме, он, как обычно, взялся за ноги, но в этот момент от тела оторвалась голова. Все еще держа ноги своего мертвого товарища, военнопленный машинально подставил ногу в попытке удержать голову, но та перескочила через его ногу и, набирая скорость, покатилась по льду прямо к реке. Русские с противоположного берега, должно быть, тоже наблюдали эту жуткую картину, но, не желая стрелять в своих, так и не открыли огонь…
* * *
Поползли слухи, что нас якобы должны отозвать с рубежа Миус – Самбек, но все было тихо до 21 мая, когда прибыли части полицейской дивизии СС
[22]. Упаковав свои скудные пожитки, мы приготовились к отъезду. Зима выдалась весьма утомительной, и мы с нетерпением ждали передышки, когда наша транспортная колонна двигалась к Таганрогу.
А к вечеру наши грузовики почему-то снова повернули в сторону Самбека. Никому не нужно было ничего говорить: все было написано на наших разочарованных лицах. Вскоре мы вернулись в деревню, отбив атаку русских, которые прорвались через линии частей полицейской дивизии СС. «Лейбштандарт» снова показал противнику, на что мы способны, энергично отразив прорыв. В тот же вечер мы вернулись в бункер, который сами же и построили себе перед Рождеством.
Почти каждый день с неба к нам летели русские пропагандистские листовки, убеждающие нас сдаться. Но то было пустой тратой бумаги не только потому, что солдаты «Лейбштандарта» давали клятву Гитлеру. Мы ведь хорошо знали, какая участь ждет военнослужащих СС в русском плену. Мы не забыли пытку «перчатками», которой, по рассказам одного из очевидцев, большевики подвергли одного из наших разведчиков под Таганрогом.
Поскольку предложение справедливого обращения в случае сдачи немецких солдат в плен не имело успеха, противник продолжал свою пропаганду через целую сеть громкоговорителей, установленных на столбах. Женский голос часами занудно сверлил нам уши о неверности наших жен и подруг, но лично у меня никогда не было подруги, поэтому меня это совсем не трогало. Напыщенные речи из громкоговорителя закончились фразой: «Желаем «Лейбштандарту» хорошо передохнуть во Франции и с нетерпением ждем новой встречи!»
Мы с усмешкой переглянулись, задаваясь вопросом, возможно ли такое на самом деле. Учитывая то, что мы перенесли за эту зиму, перспектива пребывания во Франции представлялась весьма заманчивой. Хотя нам на тот момент она казалась слишком нереальной, чтобы относиться к ней всерьез.
На несколько дней погода наладилась, и мы снова получили уведомление о том, что будем отозваны с этого участка фронта. Затем под покровом темноты на наши позиции заступило румынское соединение, а мы вновь отправились в сторону Таганрога. Когда снова поступил приказ вернуться, мы едва поверили. После дня напряженных боев мы снова заняли свои прежние позиции у Самбека. В конце концов, мы все-таки уехали оттуда, а деревню остались защищать полицейская дивизия СС и румыны. Несмотря на то что наша часть была серьезно потрепана в боях, «Лейбштандарт» дважды овладевал рубежом, который потом обороняли две другие полноценные дивизии.
Проведя в Таганроге несколько дней, мы двинулись на запад к Мариуполю, крупному порту на Азовском море. Здесь перед нами стояла задача укрепить прибрежную оборону. К тому времени потеплело и подул освежающий бриз, ознаменовав собой долгожданную перемену после пронизывающих зимних ветров. С пользой проводя свободное время, мы выставили свои поразительно бледные тела солнечному свету и плескались в море у крутых утесов. Противник в целом бездействовал, и возможность проспать всю ночь до невероятно поздней переклички в 7:00 утра была для нас настоящим блаженством!
В пункте дезинфекции, развернутом вблизи нашего лагеря, я смог избавиться от целого полчища поселившихся на мне вшей и непрерывной чесотки, которая не давала мне покоя много дней. И снова жизнь стала казаться прекрасной, а холод, поселившийся было в моих костях, наконец уступил солнечному теплу…
Мы переехали в Сталино
[23], где стояла невыносимая жара. Ночевали в палатках, а входные створки на ночь привязывали наверху, чтобы малейший ветерок хоть как-то проветривал наше жилище. В это время в роту поступило несколько новобранцев из казарм на Лихтерфельде. От них мы узнали свежие новости о том, что сейчас творится в Берлине и в других местах рейха. Но наше пребывание в Сталино отнюдь не было отпуском: в 6:00 утра всегда проводилась перекличка, а потом мы долго и усердно тренировались.
Однажды, когда выдался особенно жаркий день, обершарфюрер из штаба дивизии поощрил отличившихся в последних боях. Тем из нас, кто участвовал в Ростовской кампании, вручили нагрудный знак «За атаку» (Sturmab-zeichen), который выдавали за 10 дней непрерывных боев. Тем же вечером, гордо показывая значок вновь прибывшему пополнению, я держал его пальцами и, как ребенок у новой игрушки, исследовал все детали его конструкции. Итак, я заслужил свою первую награду и начинал чувствовать себя настоящим ветераном.
