– Я просто задыхаюсь без пива! Кто-нибудь составит мне компанию?
Я с удивлением посмотрел на него. Неужели он сможет отлучиться без разрешения?
– Ха. Только скажите им немного подождать, – засмеялся он.
Взобравшись на забор, санитар задержался, чтобы помахать нескольким своим товарищам, которые тоже, посчитав жажду пива нестерпимой, уже перебрались на другую сторону.
– Они с ума сошли, – воскликнул Борис, – если эшелон уедет без них, то их просто отдадут под суд за дезертирство.
Время неумолимо летело. То и дело кто-нибудь из нас вставал на цыпочки, с тоской вглядываясь в сторону пивной на углу улицы. До нее было не так уж далеко.
– Хитрый старый пес, – сказал Борис, – должно быть, он знал, что рядом есть пивнушка.
Когда раздался свист паровоза, у забора появились раскрасневшиеся лица, среди которых было и довольное лицо нашего Ганса.
– У меня для вас кое-что есть, – хихикнул он.
Раздался характерный звон, и над забором одна за другой появились четыре бутылки светлого пива. Мы радостно протянули к ним руки.
– Вот. Дали местные жители, – объяснил Ганс. – А теперь помогите мне поскорей забраться наверх, а то наш эшелон вот-вот тронется…
Глава 12
Парижские красоты
Мы остановились в деревне, расположенной юго-восточнее Парижа, где ночевали на полу деревенского зала. Наши головы смогли наконец отдохнуть от навязчивых мыслей о внезапной смерти или ужасных ранах и страданиях, которые мог принести с собой любой последующий день. Подготовка началась, как обычно, с переклички в 6:00, но, за исключением ночей, проведенных на караульной службе, у нас было много свободного времени, чтобы вдоволь наиграться в карты или в шахматы. Однако возможности познакомиться с привлекательными молодыми француженками пока не было…
Однажды утром, через несколько дней после нашего расквартирования, румяный унтершарфюрер, сын австрийского фермера, провел перекличку и приказал тем, кого он только что назвал, задержаться, а остальным – разойтись. Мое имя тоже оказалось среди названных. Когда остальная часть роты разошлась по своим делам, я огляделся и увидел, что рядом стоят лишь те, кого я не раз встречал на Восточном фронте. И на лице каждого читалось некоторое замешательство.
Румяное лицо унтершарфюрера скривилось в улыбке.
– У меня для вас приятный сюрприз, старые зайцы с Восточного фронта, – объявил он голосом, гремевшим, как альпийский гром. – Сегодня вы осмотрите достопримечательности Парижа. – А потом его рука изящно качнулась в направлении стоявшего неподалеку грузовика. – Господа, прошу занимать места!
Когда мы забрались в кузов, мотор грузовика нетерпеливо затарахтел. Мы проехали через деревню, увидев на углу одной из улиц симпатичную девушку лет восемнадцати. Она стояла, закрывая лицо ладонью от яркого солнца. Улыбнувшись, она махнула нам. Ну а мы, как и полагается молодым людям, ответили на ее приветствие хриплыми одобрительными воплями и громким свистом. Грузовик продолжил путь, а девушка прижимала к лицу свои длинные каштановые волосы, не давая ветру разбросать их в стороны…
По синему небу плыли небольшие ослепительно-белые облака. Солнце согревало нас нежным теплом, и мы были счастливы, чувствуя себя скорее туристами, нежели солдатами.
С приближением к Сене улицы стали пошире, а здания – более приятными для глаз. Какое удовольствие – ехать на машине по добротной дороге и наблюдать, как спокойные жители занимаются своей повседневной жизнью. Какое счастье, что волей судьбы прекрасный Париж почти не пострадал от бомбежек!
Мы пересекли Сену по широкому мосту с декоративными уличными фонарями. Борис вдруг завизжал, как ребенок, указывая пальцем куда-то вдаль:
– Смотрите, Эйфелева башня!
Большинство из нас помнило кадры кинохроники, на которых Гитлер восхищается этим чудом инженерного искусства, и мы с разочарованием увидели, как башня, ненадолго вынырнув из-за домов, скрылась за деревьями. Вскоре наш грузовик притормозил на огромной площади. Как мне показалось, на окраине большого парка. Пассажирская дверца кабины открылась, и у борта грузовика появился наш унтершарфюрер.
– Всем на выход!
Мы спрыгнули вниз и стояли, крутя головой и упиваясь окружающими нас красотами.
– За мной, – сказал унтершарфюрер. – Хочу кое-что вам показать.
Мы последовали за ним, как послушные школьники во время однодневной экскурсии. Унтершарфюрер провел нас к высокому каменному обелиску на краю площади.
– Гранит, – объявил он, встав у основания. – Из Луксора.
Я начал пристально разглядывать таинственные символы, вырезанные на поверхности обелиска.
– Иероглифы повествуют о Рамсесе I и Рамсесе II, фараонах Древнего Египта, – продолжал наш унтершарфюрер. – Этим надписям больше трех тысяч лет. А теперь обернитесь.
Мы остановились не на краю парка, как мне показалось вначале, а у великолепного бульвара, окаймленного по обеим сторонам рядами деревьев.
– Знаменитое авеню Елисейские Поля, – объявил наш унтершарфюрер, словно напыщенный гид. – А роскошные мраморные статуи по обеим сторонам дороги – это Лошади Марли. Как видите, они обузданы грумами, отсюда и замечательная метафора о власти человека над силами природы. Вдали вы видите Триумфальную арку, самую высокую в мире. Скоро вы поближе познакомитесь со всем этим, – добавил он, поворачиваясь к ожидающему нас грузовику, – но не сегодня.
Оставив позади покрытые листвой бульвары, мы проезжали через узкую улицу с многоквартирными домами. Ставни всех окон были открыты, чтобы не упустить никакой, даже самый легкий ветерок, который мог бы хоть как-то ослабить жару. Название этой улицы навсегда врезалось мне в память: Рю д’Амстердам. Повернув, мы оказались на красивом бульваре с разделительной полосой, усаженной деревьями. В их тени могли укрыться местные жители, которые шли по своим делам, не выказывая ни малейшего желания признать, что их страна оккупирована врагами.
– «Красная мельница»! – воскликнул Борис, указывая на красную ветряную мельницу, взгромоздившуюся на вершине низкого здания. Это было знаменитое кабаре «Мулен Руж».
Шины нашего грузовика взвизгнули, когда мы резко остановились на раскаленной мостовой. У борта грузовика стоял человек на трехколесном велосипеде, загруженном метровыми багетами, и тихо сверлил нас взглядом, в котором явно читалось: «Смотрите же, куда вы едете, черт побери».
К нашему восхищению, оставшуюся часть дня мы провели именно в «Мулен Руж», наблюдая, как на сцене танцуют красотки, и потягивая прохладное пиво…
Спустя несколько дней после посещения кабаре «Мулен Руж» мы снова приехали в Париж. Было очень приятно прогуляться в тени деревьев, но вскоре мы забрели в бар, расположенный неподалеку от солдатского клуба вермахта. Как только мы уселись за столики, на нас набросились смазливые девицы. Они прижимались к нам своими гибкими телами, садились к нам на колени, обвивая руками нас за плечи. Это были, естественно, проститутки, но исходящий от них аромат, прохладное прикосновение их мягких пальцев к моей щеке воспламенили ту врожденную страсть, которая заставляет молодых людей искать себе компанию молодых женщин. Мы купили им выпить, смеялись над их ломаным немецким. А потом одна из этих красоток запела «J’attendrai». Мой спинной хребет, казалось, размяк, и по коже прокатилась волна удовольствия. Желание и ностальгия слились в единую замечательную эмоцию, для которой я не нашел названия.
