Книга Тяжелые бои на Восточном фронте, страница 29. Автор книги Эрвин Бартман

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Тяжелые бои на Восточном фронте»

Cтраница 29

Хотя «Лейбштандарт» не получал приказа защищать Дьеп, вскоре после этого нас отправили в соседний лагерь, который был приспособлен для приема большого количества военнопленных. Там горстка узников устроила бунт, подожгла бараки и могла вырваться на свободу, но наше вмешательство сорвало их дерзкий побег.

Когда мы возвратились в нашу квартиру над рестораном у реки, то обнаружили, что картина с орлом начисто стерта со стены – так, как будто ее не было. Конечно, мы рассердились и тут же вызвали хозяина.

– Я вовсе не хотел вас оскорбить, господа, но вы тоже войдите в мое положение, – оправдывался он, пожимая плечами и размахивая трясущимися руками.

– Давайте не будем раздувать из этого историю, – вмешался я, несколько сжалившись над французом. – Достаньте нам немного краски, и покончим с этим.

Мы заново намалевали на стене символы СС, но спустя несколько дней съехали оттуда, переселившись в дом садовника, расположенный у изящного замка, окруженного богатыми яблоневыми садами. Перед замком высилось огромное дерево. Поблизости, на лужайке, лежал сломанный флагшток, который мы быстро восстановили. Каждое утро в 8:00 здесь строилась наша рота для утренней переклички и мы поднимали флаг. Однако лично я не извлек для себя никакой пользы из того, что вставали мы позже обычного. Мне ведь приходилось вставать на час раньше остальных, чтобы записать свежий прогноз погоды на нашей радиоточке. Разбудив в 7:00 гауптштурмфюрера Вальдмюллера – нашего нынешнего командира роты – для того, чтобы тот мог выпить свой утренний кофе с круассаном, я читал ему во время завтрака сводку погоды. В один из таких дней я узнал, что представлен к Ostmedaille – медали, которой награждали тех, кто выдержал трудную зиму на Восточном фронте.


Нас с Гейнцем Эллерсом назначили к гауптштурмфюреру Вальдмюллеру в денщики. Командир был очень строг, но в обращении с нами всегда вел себя корректно. После переклички мы чистили его мундир и обувь, а также выполняли любые другие хозяйственные работы, которые нам поручали. Это не было так уж утомительно, как может показаться на первый взгляд, потому что у него было радио, и во время работы мы могли слушать немецкие радиопередачи. Несколько раз мы были свидетелями, как Вальдмюллер настраивал радиоприемник на волну Би-би-си, и он сразу предупредил, чтобы мы держали свои языки за зубами и не смели никому даже заикаться об этом.

Другая наша задача состояла в том, чтобы аккуратно отпаривать и вскрывать письма военнослужащих нашей роты. Вальдмюллер лично перечитывал каждое письмо. Если где-нибудь проскальзывала информация о нашей дислокации во Франции, то он попросту выбрасывал такие письма в мусорное ведро, после чего мы их сжигали.

Одна из моих куда более неприятных обязанностей как денщика командира роты состояла в том, чтобы сортировать имущество погибших солдат. Случилось так, что среди вещей солдата, убитого в самом начале Русской кампании, оказался бельгийский пистолет Браунинга образца 1900 года калибра 7,65 мм. Провалявшись около года в одном из наших грузовиков, оружие находилось в удручающем состоянии, и ствол его сильно ржавел. Чтобы разрядить пистолет, я взял его, прошел в сад, расположенный за квартирой гауптштурмфюрера, и несколько раз выстрелил в землю.

В следующую субботу Вальдмюллер, как обычно, проводил перекличку. Когда настала моя очередь, гауптштурмфюрер нахмурил широкой лоб и во всеуслышание объявил, что я наказан тремя сутками «карцера». «Карцер» представлял собой тесную хижину в соседнем лесу, в которой было четыре стены и прохудившаяся крыша. Каким-то образом Вальдмюллер узнал, что я не стал чистить пистолет, а освободил его магазин более простым способом.

В «карцере» было окно, но только без стекла, поэтому если шел дождь, то приходилось несладко. Кроватью служила обыкновенная деревянная доска, к которой прилагалось одеяло. Делать было нечего, и я приготовился честно отбыть трое суток своего ареста. Кроме того что ночью было довольно прохладно, в остальном пребывание в «карцере» не было таким уж неприятным. В прекрасную летнюю погоду здесь было много прохожих, среди которых попадались даже фламандцы. Они часто останавливались поболтать и даже приносили мне кое-что из еды. А в воскресенье вечером явился унтершарфюрер, чтобы объявить, что я свободен. На сутки раньше срока. Конечно, гауптштурмфюрер освободил меня не из альтруистических соображений, просто он нуждался в моих услугах. Зато в мою солдатскую книжку не внесли никаких упоминаний о моем «преступлении». Я возобновил свою службу в качестве денщика, Вальдмюллер больше ничего не говорил на эту тему, и наши отношения быстро нормализовались.

В следующую субботу гауптштурмфюрер отмечал свое 30-летие – на день раньше срока – и на мероприятие пришли многие его друзья-офицеры из батальона и штаба роты. Веселье, подпитываемое изрядным количеством вина и коньяка, продолжалось в его кабинете в замке почти до самого вечера. В заключение Вальдмюллер привел гостей в сады, где опустошил всю обойму своего пистолета «вальтер» образца 1938 года в стену соседней колокольни. Раздался громкий звон и полетели искры, когда пули попали в колокол. Вскоре к нам в замок явился священник, который едва сдерживал себя от гнева. Но Вальдмюллеру все же удалось умиротворить его. Он объяснил, что решил немного развлечься в свой день рождения. На следующий день я отнес письменное извинение Вальдмюллера местным церковным властям.

* * *

В выходные после ужина мы были предоставлены сами себе, могли делать, что нам вздумается, но возможности познакомиться с местными девушками по-прежнему не было. Не то чтобы это имело для нас большое значение, поскольку немногочисленные встречи не оставили сомнений, что для того, чтобы по-настоящему подружиться с кем-то из местных, шансов крайне мало. Но мы были молоды и на пике своих сексуальных желаний, поэтому сложившаяся ситуация не давала нам покоя.

Желая хоть как-то отвлечься от навязчивых мыслей о противоположном поле, несколько солдат из группы управления роты решили в субботу вечером отправиться в соседнюю деревенскую пивнушку и пропустить пару кружек пива. В пивной уже сидели несколько фламандских парней, которые были настроены весьма дружелюбно. Один из наших товарищей был родом из Кельна и говорил на диалекте, который наши новые приятели понимали без труда. Вскоре мы уселись все вместе за столом, дружно потягивали пиво, поочередно наполняя кружки у стойки.

Один из фламандцев спросил:

– Может быть, заказать всем по кофе?

Не желая обидеть новых приятелей, мы приняли предложение. Вторая чашка, казалось, была на вкус лучше первой, а третья – приятнее второй. Вскоре я уже потерял счет выпитым чашкам кофе. Наконец после приятного вечера настала пора прощаться. Мы поблагодарили своих фламандских друзей за теплое гостеприимство и, пожелав им всего доброго, вышли на прохладный вечерний воздух. Он поразил нас, словно кувалда. Позже мы узнали, что наши фламандские приятели «приправили» свой и наш кофе кальвадосом, яблочным бренди, который здесь был весьма распространен.

Под воздействием изрядной дозы кофеина и алкоголя мы, шатаясь, ковыляли по дороге, держась друг за друга. Каким-то образом мы с Эллерсом оторвались от остальных. Потом мы поняли, что заблудились. Железнодорожная насыпь показалась мне знакомой, и мы поднялись наверх, встали на рельсы и попытались разглядеть окрестности, чтобы хоть как-то сориентироваться. Раздался громкий гудок. Эллере уткнулся в меня сзади, и я, раскинув руки, покатился вниз по насыпи.

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация