– Оберштурмфюрер, сожалею, что вынужден вас разбудить, но здесь срочное донесение по поводу поставки боеприпасов.
Протерев глаза, оберштурмфюрер взял протянутый мной пакет и начал читать.
– Вот дьявол, – выругался он, – мне придется поднять на ноги весь личный состав. – Встав с постели и накинув китель, он повернулся к адъютанту: – Не стойте тут, как истукан. Всех поднять! Мы выступаем!
Я подъехал с ними до развилки, затем пешком возвратился на свой командный пункт. Когда я рассказал о своем приключении офицеру, который дал мне это опасное поручение, тот просто ответил:
– Вам повезло.
На одном из фонарных столбов городской площади Харькова висел огромный плакат. На нем вручную была аккуратно выведена надпись: «Площадь Лейбштандарта».
То, что подобное переименование городской площади в Украине наполняло меня гордостью, может сейчас показаться абсурдным. Однако этот случай свидетельствовал об отношении к нам, простым солдатам, со стороны наших командиров, к которым лично я испытывал искреннее уважение. Они не прятались от опасностей, перед которыми оказывались их подчиненные.
Хотя дивизия «Лейбштандарт» понесла огромные потери, исчисляемые тысячами погибших и раненых, в битве за Харьков я лично не получил ни единой царапины. Понятие «ангел-хранитель» перестало быть просто синонимом удачи. Я был теперь твердо убежден, что ангелы-хранители существуют на самом деле и один из них выбрал меня в качестве своего подопечного…
После нашей победы в Харькове мы двинулись на запад, на Олынаны, где инженерные части устроили нам душевые и пункты дезинфекции. Настоящим счастьем в жизни солдата, воюющего на Восточном фронте, было ощущение чистоты. Которое, по понятным причинам, посещало нас крайне редко. Наступила долгожданная передышка… Мы отдыхали и набирались сил. Прибывали пополнения. В общем, все говорило о том, что нас «откармливают» для еще одной колоссальной битвы.
Однажды нам предложили на выбор либо посетить солдатские казармы в Харькове – с девушками и прочими развлечениями, либо пойти в оперу. Я предпочел оперу, где как раз играли «Бориса Годунова». Постановка была превосходная, и актерский состав тоже играл прекрасно. Наши солдаты и офицеры с большим удовольствием шли в театр, это была долгожданная отсрочка от бед и опасностей войны.
Чтобы несколько разнообразить привычную рутину, наши офицеры устроили соревнования по стрельбе между командами от разных взводов. В качестве безопасного стрельбища был выбран соседний большой овраг со скалой. Цели были установлены на расстоянии 100, 200 и 500 метров от места стрельбы. Призом служила коробка сигар, пожертвованная ради такого случая одним из офицеров. К участию в состязании допускалось лишь по шесть лучших стрелков от каждого взвода. Оберштурм-фюрер Фриц Лоттер, наш юный командир роты, стал первым, кто продемонстрировал свои навыки, после чего началось состязание. Один за другим к барьеру выходили члены каждой команды. Я был приятно удивлен, что стал вторым после Лоттера, причем я особенно отличился в стрельбе на 500 метров. Футбольный матч между командами унтер-офицерского и офицерского составов также способствовал укреплению духа дружеского состязания. За неимением спортивной формы, чтобы зрители могли как-то различать соперников, участники унтер-офицерской команды играли раздетыми до пояса и в кальсонах.
Привлекательная украинская женщина в красочном традиционном головном уборе приветствовала Эллерса, Брудера, Кёнига и меня в своем доме – нашей нынешней квартире – традиционными хлебом и солью. Еще довольно молодая, с лицом таким же свежим и румяным, как подсолнух, она заботилась о нас как родная мать, готовя нам пищу и стирая нашу одежду. И она, кстати, сносно владела немецким. По крайней мере, мы поняли, что муж ее служит летчиком в советских ВВС. Она спала в единственной спальне, в то время как мы вчетвером делили гостиную, окно которой выходило к дому на противоположной стороне дороги, где размещался штаб нашего батальона.
Хотя поначалу они умудрялись делать это тайно, вскоре стало очевидно, что между нашей украинской хозяйкой и Брудером, нашим водителем, возник роман. И вот однажды утром, отправляясь на двор ремонтировать машину, он объявил, что эту ночь проведет в ее спальне.
– Пообещайте мне все, – попросил он, – что не потревожите нас сегодня ночью.
– Обещаем, – пропели мы в унисон.
Как только Брудер удалился, Эллере принялся лихорадочно шарить по шкафам и сервантам.
– Вот здорово! Наша хозяйка, оказывается, варит варенье, – радостно объявил он, схватив несколько пустых стеклянных банок. – Теперь мне нужно лишь несколько веревок, чтобы привязать их к кроватным пружинам.
Вечером Брудер, широко улыбаясь, с видом победителя направился с хозяйкой в спальню. Эллере едва не прыснул со смеху, но Кёниг вовремя прикрыл ему рот. Едва сдерживая веселье, мы молча слушали и ждали. Вскоре раздался звон стекла, а потом все стихло.
– Дьявольщина, он все-таки нашел их, – прошептал Эллере, разочарование которого было быстро рассеяно целым переливом роскошных перезвонов, когда банки, частично наполненные водой, начали стукаться друг о друга.
Брудер сердито выругался, но его протесты утонули в нашем дружном смехе. Прошло несколько дней, прежде чем наш водитель перестал хмуриться на Эллерса…
Наша жизнь в Олынанах протекала хорошо, пока не была омрачена трагедией. Это произошло однажды днем, когда я доставлял очередное донесение в штаб батальона. Привлеченный безумными криками, я повернулся и увидел нескольких женщин посреди целой толпы детей. Все они возились с перевернувшимся тяжелым немецким мотоциклом. Мотоциклист связи, который только что вышел из штаба, метнулся мимо меня прямо в толпу, где две женщины, прижав к щекам руки, замерли в ужасе. Я подошел посмотреть, что случилось.
– Черт побери, под ним же ребенок, – простонал мотоциклист, когда с трудом поднял опрокинувшийся мотоцикл.
Женщина нагнулась к ребенку, мальчику лет шести или семи, и в безумном порыве вернуть его к жизни хлопнула по лицу. Ее бесплодные усилия закончились криком горя, который болью отразился в моем сердце. Она взяла обмякшее тело на руки и принялась качать, приговаривая:
– Коля, Коленька…
Привлеченные всеобщим волнением, вокруг незадачливого мотоциклиста собрались женщины из близлежащих домов. Он пытался их перекричать, а они набросились на него с кулаками. Напрасно он пытался объяснить, что его мотоцикл, должно быть, опрокинулся, когда мальчик играл рядом. Нам едва удалось отбить его от разъяренной толпы.
Штурмбаннфюрер Фрей позаботился о том, чтобы для погибшего ребенка изготовили гроб, и издал приказ о том, чтобы мы держались подальше, когда в соседней церкви пройдет отпевание, а затем похороны на кладбище…
Глава 16
Огонь по своим
Мы двигались на север к Белгороду
[28], и на лицах моих товарищей отражалось радостное победное возбуждение. Поддавшись ложному чувству собственной неуязвимости, возникшему благодаря тому, что просто выжили, мы с легкостью забыли призраков, оставленных в руинах Харькова, а также о том, что капризная фортуна по-прежнему является вершителем наших судеб и решает, кому предстоит жить дальше, а кому умереть.
